Не шибко просвещенные американские моряки тем не менее были наслышаны о героических победах русских за бранными столами. Федор их не разочаровал, даже более – заслужил уважение, возросшее до восхищения. Первый же день его появления на шхуне ознаменовался разнузданной пьянкой, в ходе которой развеселая матросня дружно распевала под регентством Федора фривольные песенки, которые тот довольно складно «перепер» на английский лад. Нельзя сказать, что перепились влежку – все-таки море, но едва не сели на мель, и Федор, как самый крепкий к вину, решительно стал у штурвала.
Протрезвев, шкипер еще более возлюбил Толстого и горячо и искренне предложил ему догнать русскую «Неву», взять ее на абордаж и отправить к акулам и косаткам весь ее вероломный экипаж. Заманчиво, конечно, но Федор возразил – на «Неве» восемь орудий хорошего калибра, а на носу шхуны – лишь крохотная дрянная пушчонка, не чищенная, верно, со дня отливки. Но главное – доходчиво объяснил Федор, – на борту шлюпа находится его возлюбленная Мими, и как бы не пострадала она в морском сражении. Шкипер прослезился, так и не узнав, что бедная Мими, не графиня и не княжна, а лохматая обезьянка.
Китобои оказались пиратами, занимались разбойным промыслом. Нет, они не брали на абордаж корабли, не пробивали им днища и не пускали на дно несчастные экипажи (шкипер немного погорячился на словах). Они грабили прибрежные поселения аборигенов. Что и говорить, Федору это весьма по душе пришлось. Он привел пушку в порядок и совершенно естественно заменил собой шкипера, чем тот остался весьма доволен. Экипаж, кстати, тоже. Простым морякам лестно оказалось служить под командой русского графа, тем более что он не чурался лазить по вантам, хлестал виски и ром как воду и виртуозно ругался на двух языках.
Они оглушительно прошли вдоль берегов Америки, избегая, конечно, укрепленных русских и испанских поселений, разоряя в основном население коренное.
Такое плавание было совсем в духе Федора. Набеги, добыча, схватки, вино – хоть залейся. И никаких упреков, никаких порицаний. Вольная жизнь… Пустынное холодное море, дикие люди на диких берегах. Как же по сердцу и натуре все это пришлось дикому Федору из дикого рода Толстых.
Одно время Федор прожил в племени тлинкитов, покорив их своими «татушками» и отвагой в бою с враждебными племенами, которых обращал в постыдное бегство беспощадно сверкающей саблей.
Пребывая вождем дикого народа, граф Толстой времени даром не тратил: изучал их быт, собрал прекрасную коллекцию из золота, украшений, одежды, оружия. Когда за ним пришли американцы, шкипер добродушно смеялся:
– О’кей, граф! Мы высадили вас на берег нищим, вы покидаете его богатым.
Федор осушил глиняную кружку джина, кинул в рот горсть ягоды-брусники и сказал:
– О’кей! Пора домой. Что-то я задержался здесь.
– Сейчас мы заполним бочки пресной водой, немного настреляем дичи, немного наловим и засолим рыбы и возьмем курс на ваш Питербургий.
– Благодарю, капитан. Но это будет очень долгий путь – половина земного шара. Мне есть резон идти прямо. Доставьте меня в порт Петра и Павла.
А далее гвардии поручик Федор Толстой совершил, как он говорил сам, «забавную прогулку с Дальнего Востока на далекий Запад». Через всю Россию вдоль. По карте, если смотреть, то справа налево, от Камчатки до Санкт-Петербурга. Завершив свою кругосветку «сухим путем», как было сухо отмечено в судовом журнале шлюпа «Нева».
Путь до столицы был тяжел и опасен. Дремучими лесами, бурными реками, гиблыми болотами, меж коварных туземцев и лихих разбойников. Добирался собаками, оленями, лошадьми, пешим солдатским шагом. В телеге, в санях, в утлом челноке…
Но как бы ни была трудна и долга дорога, а конец ей всегда будет.
Николай Резанов. Безгласный зов
Тем же трудным путем двинулся двумя годами позже Николай Петрович Резанов (1764–1807). Камергер двора российского императора, командор Мальтийского ордена, учредитель и комиссар Российско-Американской компании, почетный член Российской академии наук, экономист, дипломат, лингвист, путешественник, начальник канцелярии Гавриила Державина, писатель, поэт… Это все один человек, Николай Резанов.
Самолюбивый, заносчивый, вздорный и честолюбивый, он мечтал оставить свое имя на «скрижалях российской истории». И отчасти это ему удалось. К сожалению, дела его и заслуги, кажется, за границей ценятся и уважаются поболе, чем в России. К примеру, Британская энциклопедия, в которой имя Резанова в одном ряду с Петром Великим и Михайлой Ломоносовым, пишет: «…несмотря на вековую неприязнь и даже ненависть к России, он приобрел среди нас трогательную симпатию». За рубежом о нем сложены стихи и поэмы, написаны романы. Его помнят и уважают в Америке. Нам известен американский писатель Брет Гарт, но мало кто знает, что он писал о Резанове с грустью и восторгом. Уже в наше время какой-то американский адмирал (не запомнилось его имя) признал: «…если бы не его случайная гибель, как знать, не была бы сегодня Калифорния русской».
А мы, к стыду своему, знаем его не как политика, экономиста, государственного деятеля, а как романтического влюбленного в шестнадцатилетнюю красавицу-испанку, как героя грустной рок-оперы. Истории несбывшейся любви, небывалой верности…
Сенатский обер-прокурор Николай Петрович Резанов пережил тяжелую утрату – преждевременную кончину горячо любимой и любящей супруги. Что ж, прокурор тоже человек; он подвержен, как и каждый из нас, боли, горю и страданиям. И так же бессилен против них.
Резанов очень тяжело переносил потерю, оборвалась его привязанность к жизни, он чувствовал, что и его собственная жизнь покидает его самого. В отчаяньи он открылся Державину. Гавриил Романович посоветовал ему сменить обстановку и окружение посредством дальнего, долгого и опасного путешествия. А так как Резанов тоже был одним из авторов проекта кругосветного плавания с визитом в Японию, с поддержкой коммерческих связей русской Аляски, с русскими в Калифорнии, с некоторыми научными задачами, то совет оказался весьма кстати и своевременным – уже снаряжались «Надежда» и «Нева».
Н.П. Резанов. Портрет 1803 г.
Резанов набрал свою «команду», набрал высокие полномочия, но в плавании стали назревать и выливаться в довольно неприличные формы конфликты между ним и капитанами шлюпов. К сожалению, их взаимоотношения не были четко регламентированы, что приводило к недоразумениям, недовольствам и прямым стычкам с оскорблениями и вызовами. Тем более острыми, что всю эту ситуацию умело и коварно подогревал, солил и перчил граф Федор Толстой.
…Миссия в Японию провалилась, дары российского императора японскому