А что касается рядовых коммунистов-рабочих, деятелей професс. союзов и т. п., то всякому, кто бывал на больших съездах в начале 1920 г. (Съезд Сов. Нар. Хоз., съезды металлистов и горнорабочих, Всеросс. Съезд Проф. Союзов) бросался в глаза тот моральный успех, которым выступления нашей партии, ярко и резко направленные против политики милитаризации, пользовались среди рядовых членов этих съездов.
Но исход борьбы был заранее предрешен. Красная армия была тогда, после разгрома Колчака и Деникина, в апогее своей славы и силы. Политическое и моральное влияние ее вождей были слишком сильны, чтобы им мог кто-либо противостоять. Милитаризация всей хозяйственной жизни, т. е. отдача всех социально-экономических функций страны под опеку военной бюрократии была решена. «Красная Армия, под руководством Комм. Партии (и Троцкого!) столь блистательно победившая на фронте гражданской войны, не менее блестяще справится и с хозяйственной разрухой», т. е. с организацией социалистического производства, — так гласила основная идея Троцкого, как идеолога и глашатая «красного хозяйственного милитаризма».
Это было бегство от неприглядной российской действительности в сень утопии, и утопии по своему объективному значению глубоко-реакционной.
Квалифицированный рабочий класс России, страдавший от хронического недоедания, получавший по официальной статистике всего лишь 30 % необходимого для поддержания жизни минимума, изнемогавший от бюрократической путаницы и волокиты в социализированной промышленности, приковывался к своему месту колодкой «железной дисциплины», отдавался бесконтрольно во власть военного «комиссара с двумя револьверами», — как выразился Рязанов на съезде Сов. Нар. Хоз., — который угрозой арестов, штрафов, концентрационного лагеря и лишения пайка должен был из него, — «прирожденного лентяя» — выколачивать повышенную производительность и «военный темп работы».
Огромные массы неквалифицированной рабочей силы, насильственно мобилизованные десятки тысяч крестьян и горожан, должны были выполнять ряд хозяйственных заданий под руководством военных организаторов — трудармий, которые сами работали так, что в них, согласно официальной статистике, из 12 человек 11 охраняли и организовали, а 1 работал!
Все это было, с хозяйственной точки зрения, гигантской растратой экономических ресурсов и производительных сил и без того разоренной страны, и должно было, конечно, лишь ускорить крах и увеличить размеры катастрофы[4].
А в политическом отношении, и с точки зрения социализма милитаризаторские планы Троцкого и стоявших за ним кругов означали лишь превращение военной бюрократии в господствующую силу, в гегемона Советской России, т. е. дальнейшее обострение и усиление системы деспотической диктатуры, терроризма, подавления всякой самодеятельности масс.
При этих условиях даже такие из предложенных Троцким мер, которые в другой обстановке могли бы оказаться целесообразными и вполне приемлемыми для социал-демократии (как, напр., введение единоличного управления на фабриках) приобретали опасный для рабочего класса и реакционный характер[5].
Борьба нашей Партии против троцковских «тезисов» и всей системы милитаризации, — которая идеологически была борьбой марксизма против исторического идеализма и утопизма, — была в социальном отношении борьбой против расхищения сил квалифицированного пролетариата России, а в политическом отношении — эпизодом в нашей многолетней борьбе против военно-бюрократического вырождения русской революции.
IV
В этой борьбе для нас крупную роль сыграли книги Каутского, содержащие критику большевизма. Не только потому, что в них наши агитаторы и пропагандисты нашли много ценных указаний, исторических данных и плодотворных мыслей, но и потому, что для нас было большой моральной поддержкой — и в то же время идейной проверкой — услышать из уст авторитетного марксиста подтверждение тех самых основных идей, которые и мы выковали в процессе борьбы против социального утопизма в России.
Позиция нашей Партии, как известно, в ряде существенных общих вопросов социалистической тактики расходится с точкой зрения Каутского. Далеко не во всем сходимся мы с ним и в исторической оценке и критике большевизма[6]. В частности, Каутский, сосредоточив (и с полным правом, конечно!) всю силу своей критики на тактике большевиков, как марксистской социалистической партии, обязанной руководить и предвидеть, слишком мало внимания, по нашему мнению, уделяет стихийному элементу в большевизме (воздействию на него утопически настроенной части пролетариата) и не всегда достаточно объективно оценивает деятельность большевиков, как вождей мелкобуржуазной антифеодальной революции.
Тем ценнее для нас тот факт, что, несмотря на наше расхождение с Каутским, последний в общем и целом вполне присоединяется к нашему пониманию того, какова должна быть тактика марксистской рабочей партии в стране, где у власти стоит утопическая революционная партия, опирающаяся на часть утопически настроенного рабочего класса.
Беспощадно критикуя и борясь против утопической политики большевиков, как вредной и реакционной по своим последствиям, мы все эти годы, однако, никогда не упускали из виду, во-первых, что за ними стоит часть революционного рабочего класса, и во-вторых, что они выполняют, хотя и не марксистскими методами, историческую задачу, объективно стоящую перед русской революцией в целом (уничтожение остатков феодально-царского строя). Это вводило нашу борьбу против большевиков в определенные рамки, побуждая нас с одной стороны, активно поддерживать их в тех случаях, когда они выступали в качестве представителей революции в целом (напр., в вооруженной борьбе против внутренней и внешней реакции), и с другой стороны, выдвигать и отстаивать в своей агитации среди рабочих масс идею о необходимости и желательности с точки зрения пролетариата, не борьбы социалистических партий до взаимного уничтожения, а общесоциалистической коалиции (включая большевиков) на платформе, в максимально-возможной степени свободной от социального и политического утопизма.
Такова была тактическая линия нашей Партии, и Каутский, поскольку ему в данной книге приходится косвенно касаться внутри-русских тактических вопросов, по-существу вполне присоединяется к этой линии. Так, он с явным сочувствием и без всяких оговорок приводит данные относительно вооруженной поддержки нами большевиков в борьбе против реакции, а в главе о грозящем крахе большевистской диктатуры, исследуя пути к спасению революции, указывает на то, что «к счастью» такой путь имеется. Он состоит «не в свержении большевиков, а в отказе последних от единовластия и коалиции с другими соц. партиями — меньшевиками и с.-р».
Констатирование факта нашего единомыслия с Каутским в этой основной тактической линии для нас тем более ценно, что некоторые элементы, стоящие вне нашей партии, но считающие себя социал-демократами и марксистами, в оправдание своей, на совершенно иных началах построенной тактики, очень любят ссылаться на Каутского, как своего единомышленника и учителя.
V
В заключение еще несколько слов о перспективах дальнейшей эволюции русского большевизма.
Каутский в своей книге коснулся этого вопроса лишь вскользь и мимоходом. Поэтому,