Глядя на нее, Марина часто повторяла хлесткое высказывание одного заморского деятеля: «Чем дольше я живу среди людей, тем лучше отношусь к собакам». Марина была влюблена в собак. В котов – тоже. Может быть, даже больше, чем в собак. Оценочные слова «Хороший человек» вызывали у нее саркастическую усмешку, а «Хорошие люди» – усмешку еще большую, откровенно язвительную.
В то, что существуют хорошие люди, она не верила, а вот в хороших собак верила, они есть и их больше, чем всех остальных.
Хотя именно собаки доставляли ей много неудобств. С их появлением в нашей жизни она все чаще калечилась, ходила, украшенная синяками, хромала то на одну ногу, то на другую, со всяким неосторожным рывком Рыжика, обладавшего силой хорошо выспавшегося бегемота (впрочем, у Рыжика никаких других занятий, кроме сна, не было, именно в часах длинного, почти нескончаемого сна он черпал свою силу) и фантастическим упрямством, – в любую секунду, посреди любой дороги, даже той, по которой постоянно носятся с тяжелым грохотом грузовики, он мог упереться в землю лапами или невидимыми рогами и застыть, и тогда, чтобы натянуть поводок и сдвинуть его с места, требовалась рота хорошо тренированных солдат. Либо гусеничная артиллерийская установка, способная смять на земле кирпичную постройку.
Рывок Рыжика на асфальтовой тропке был равноценен рывку грузовика и больше всего от этих рывков доставалось не Майке, не Серому, а Марине. Число ее падений от рывка рыжего бегемота на землю, в том числе и на морозный асфальт, не поддавалось счету. В «послужном списке» были и вывихнутые руки, и ободранные ладони, и долго и больно кровоточащие локти, и сломанные пальцы, и вывернутые ступни, я уже не говорю о многочисленных бытовых неудобствах.
Купила она как-то путевку в санаторий, собралась отдохнуть, приготовила вещи, приобрела новый вместительный чемодан на колесиках, с прочным корпусом; за два дня до отъезда, когда Марина мысленно уже принимала целебные ванны и лакомилась южными фруктами, неожиданно заболела ее любимая кошка Шуня – толстая пушистая блондинка с зелеными глазами и скверным характером.
Отпуск улетел вместе с новым чемоданом на запыленный чердак, предназначенный для свалки кошелок, старых тряпок и ненужных вещей, пушистая блондинка отощала больше, чем наполовину, за лечение взялись врачи самых разных уровней и специальностей, от терапевта до гомеопата…
Шунька отказывалась есть и пить, отворачивалась от лекарств, закрывала глаза и делалась похожей на мертвую. Может быть, она теряла сознание, либо временно переселялась в верхние миры – все могло быть.
И капельницы делали заболевшей кошке, и уколы, и порошками потчевали, и пилюлями с гомеопатическими шариками кормили, и вливания совершали – все, кроме припарок, в общем; что именно из этого набора подействовало – неведомо… Но факт остается фактом: Шуня повеселела, обрела живость, потянулась к еде и не просто потянулась, а стала требовать, чтобы ей отныне подавали двойные порции.
От неиспользованной путевки, которая сгорела, как тряпка, смоченная жидкостью для розжига костров, оставалось четыре дня. Марина вспомнила об отдыхе, сунула в сумку минимум вещей, которые ей требовались для отдыха (извлекать чемодан из пыльных чердачных нетей она не стала – все равно денег нет, покупать ничего не придется – все истратила на Шунькино лечение) и понеслась в аэропорт Домодедово на самолет. Шуньку бросила на меня.
Полноценного отдыха не получилось, но четыре дня она все-таки отщипнула от своей медицинской судьбы.
Домой вернулась отдохнувшая. Оказывается, и за четыре дня можно привести и здоровье, и мысли, и нервы. Не всем, правда, это удается, но Марине удалось.
В следующий раз отпуск сорвал Серый. Натерпелся он в своей жизни, конечно, много, муки его описанию не поддаются, на спине вырос острый горбик, похожий на небольшую горную макушку, хребет был неровным, с костяными выступами, оставленными переломом, задние ноги не подчинялись Серому, плясали, вальсировали на ходу, иногда разъезжались широко, и прямо на ходу из-под пуза проливалась прерывистая светлая струйка.
Вести себя «культурственно», ходить на горшок не у себя в постели, а на улице, как это делают все собаки, Серый так и не научился. Он, похоже, вообще не понял, не осознал, что это такое, и ходил по-большому, рассыпая душистые пирожки-котяхи где угодно, в любом помещении, лишь бы мороза не было, – на лестничной площадке нашего коттеджа, в парадном зале Центрального дома работников искусств (такое произошло дважды), на проезжей части асфальта и так далее, и внушить Серому, что так поступать нельзя, было невозможно.
Он просто не понимал таких вещей и всяким «можно» или «не можно» предпочитал свободу действий. Полную свободу, ничем не ограниченную. Потому и вел себя так. На счастье Серого, хозяйка попалась ему из тех, что не дает животных никому в обиду, человека она могла обидеть легко, не задумываясь, а вот с собаками или котами – история совсем другая.
Хотя заниматься уборкой, ходить за Серым с бумажкой в руках и подгребать теплые вонючие коржики может надоесть кому угодно, даже самому терпеливому хозяину, и тогда пара хороших подзатыльников Серому будет обеспечена, но Марина не позволяла себе даже этого.
Через пару лет синяки и ушибы с царапинами уже в счет не шли, но коты и собаки съедали уйму времени, а время было очень дорого. Более того, вскоре животные начали весьма успешно поедать время мое: то собак надо вывести в лес, чтобы пропукались, освобождаясь от застоев, то спешно поехать в магазин «Зельгрос» и купить котам высококачественный и самый дорогой корм «Гурмэ», то наполнитель для лотков, которые всегда бывали полны, желудки у котов работали на пять с плюсом, как доменные печки, то приобрести какую-нибудь миску с изображением хитро улыбающейся мурки либо поилку с писалкой и отдельно – какалку…
Особенно тяжело было, когда Марина уезжала на несколько дней (впрочем, этим она не злоупотребляла, более десяти дней не отсутствовала) и оставляла лающе-мяукающую свору на меня. Минуты выпадали такие, что даже умыться было некогда или хотя бы платком вытереть потный лоб, это была нагрузка, как на заводе, где сосредоточено вредное производство с продленными сменами, без выдачи положенного на таких заводах молока, а иногда и целебных и вкусных витаминов: домашние животные умеют съедать время своих хозяев, как никто.
Иногда съедают не только время, но и самих хозяев.
Впрочем, это еще не