Сам Багаутдин не с Марса же прилетел, и учился он не в Америке с Англией, а у нас в России, в обычном медицинском институте, и его помощники тоже. С тонкой техникой, способной заморочить голову любому опытному врачу, обращается накоротке, на ты, без всяких заискивающих «вы». А уж ломается она, говорят… Нет, у Багаутдина ничего не ломается и не отказывает.
Видимо, дело не в патологической хрупкости техники, а в другом, даже не знаю, в чем – в совести, что ли, в судье, который сидит в каждом из нас (у одних он суровый и честный, у других за тарелку сладкой каши с изюмом готов покладисто щелкнуть каблуками: «Чего изволите?»), в устоях общества, в чиновниках, привыкших себе ни в чем не отказывать, в райских садах, ставших для них местом постоянной прописки, еще в чем-то – не знаю. Беседовать на эту тему – только расстраиваться.
В Москву я вернулся без обломка швабры, вознамерившегося стать моим долгим спутником, – оставил обломок в каптерке посольства – вдруг кому-то еще пригодится?
А в поликлинику свою я не ходил после этого несколько лет – просто не хотелось. Впрочем, недавно пришлось пойти – потребовалась справка-разрешение на поездку в соцбытовский дом отдыха, к седым вершинам Кавказа: попить целебной водицы, привести в порядок изношенные детали и узлы организма, подтянуть гайки в слабых местах, зашпаклевать дырки в желудке и так далее, но без справки от специалистов по дристусолу, столь хорошо памятных по родной поликлинике, ни к какому источнику даже близко не подпустят. Более того, даже к нужнику дома отдыха по крайней надобности подойти не дадут, вот ведь как. И билет на поезд не продадут – таким гражданам, как я, дома отдыха противопоказаны.
Предчувствия не обманули: справку мне не дали. На месте дамочки-дикобраза сидела уже другая дама, не менее экзотичная; она выкатила на меня недоумевающий взгляд роскошных глаз и едва не обозвала плохим словом. И верно, надо было обозвать – без малого семь лет не появлялся в поликлинике и теперь вот, отличился – набрался наглости и пришел за справкой. Экземпляр! Такие экземпляры в зоопарке надо показывать – поликлинике дополнительный заработок будет.
Для начала меня погнали по разным кабинетам, заставили потерять неделю времени и сдать десяток анализов, потом рассмотрели мое дело (как в суде) и в справке отказали. Похоже, перед поликлиникой в свете новых веяний стояла задача – на курорты справки вообще не выдавать.
Наследница дристусольего кресла заявила, то на Кавказские воды мне не то чтобы справку не дадут, о них даже думать запретят и вообще прикажут навсегда забыть об этом месте на карте, не искать его глазами и пальцем не показывать. Ни-зя!
А что можно?
Можно полуведерный освежающий клистир, например, после клистира можно кефир с кусочком булочки, еще можно в теплый день полежать под кустом где-нибудь в сквере, либо у себя во дворе на детской площадке. Для удобства из дома можно прихватить подушку… На радость говорливым старушкам из соседнего подъезда – они об этом потом расскажут всем, даже жителям домов на противоположной стороне Садового кольца, а во время очередной годовщины последнего пионерского слета, на котором они были – жителям соседнего района. Прижизненная слава будет обеспечена.
– Вот такую справочку можем вам выдать. Хотите?
Такую справку я не захотел, в дом отдыха на Кавминводы поехал за свой счет. И вообще, если разобраться, зачем мне поликлиника, где скоро даже насморк перестанут лечить, не говоря уже о вещах более серьезных, требующих углубленных медицинских знаний… Дристусол какой-то!
Но и без поликлиники нельзя. Например, если в аптеках перестанут давать лекарства без рецептов, то кто рецепт этот выпишет? На анальгин, например. Пушкин? Участковый милиционер? Бабушка из соседнего подъезда?
Значит, надо открепляться от этой поликлиники и переходить в другую.
Но почему-то от этой мысли становится грустно, настолько грустно, что хочется выпить водки.
А тут еще подоспела новая беда – реформа здравоохранения. Если раньше к участковому врачу можно было попасть почти сразу, то сейчас, даже если боль будет выворачивать ноги так, что они могут навсегда остаться пятками вперед, к участковому так просто не попадешь: вначале изволь – запишись к диспетчеру, а уж он, любезный, определит, к участковому врачу тебе надо или к участковому милиционеру.
Если он решит, что нужно все-таки ко врачу, то попадешь ты, брат, к нему не сразу – в лучшем случае, через неделю или даже через десять дней. Так что – терпи. А уж участковый – настоящий мудрец – решит, направлять тебя к невропатологу либо к «ухо-горло-носу», к которым ты раньше ходил сразу, напрямую, или не направлять.
Непрофессионализм в медицине стал преобладать не только за пределами окружной дороги, он переехал уже в саму Москву. Самый толковый и умный профессионал в медицине – это дядя, который, ковыряясь в носу и почесывая себе ногтями «репу», командует диспетчерами – он-то и взял все в свои руки… Попробуй ныне без диспетчера, а значит, без вышеупомянутого дяди попасть ко врачу!
Даже ОМОН не поможет это сделать. А вот деньги помогут. Любые, в том числе и деревянные. И любой специалист-медик даже без вмешательства диспетчера примет пациента где угодно. Даже в городском сквере или на вышке, с которой спортсмены прыгают в воду. Главное, чтобы было «уплочено».
Один врач, хирург-эндоскопист, в сердцах заметил, что «в Минздрав Сердюковы пришли лет на пять раньше, чем в Министерство обороны», и очень самозабвенно доламывали то, что еще не было сломано. Вот когда доломают, тогда и наступит пора сплошного дристусола.
Помню, как еще совсем недавно, в пору, когда я впервые услышал слово «дристусол», один мой старый приятель, с которым я проработал несколько лет вместе, Юрий Комаров, сказал тихо и печально:
– Время ныне какое, знаешь… – Он замолчал, пытаясь подобрать слова поточнее, но слов этих под рукой не оказалось и он горько сморщился: – Умирать ныне не страшно – страшно болеть.
Он безусловно был прав, мой старый друг: во времена дристусола болеть страшно, лучше умереть.
Три собаки
В ту ночь, кажется, ничто не предвещало беды, может быть, только мороз был немного сильнее обычного – стоявшие у кирпичных коттеджей деревья даже скрипели обреченно – так замерзли, да