— Оставим эту тему, Пантелеймон Матвеевич, — строго посмотрел на своего подчиненного Дессе.
Котов обреченно кивнул, а Павел Петрович продолжил объяснять тактические детали операции, расписывая роль каждого подразделения, временные интервалы и сигналы для координации. Особое внимание он уделил организации отступления кораблей 2-ой «ударной» после извлечения Доминики Кантор с вражеского корабля. Весь план был просчитан с точностью до минуты, как и всегда у «Северного Лиса».
— И помните, — подчеркнул он, — основная цель операции — вице-адмирал Кантор. Она — ключевой офицер нашего флота и владеет критически важной информацией.
Никто из присутствующих не осмелился заметить, что в голосе адмирала при упоминании Доминики звучали нотки, выходящие за рамки простой военной необходимости.
— После освобождения вице-адмирала, — продолжил Дессе, — мы перегруппируемся и приступим ко второй фазе операции, а именно — полному уничтожению 34-ой «резервной» дивизии. Действовать будем вкупе с эскадрой, запертой в Кроншадте…
— Господин адмирал, есть еще один момент. По нашим данным, в последние часы Джонс стал активно перемещать свои корабли между внутренним и внешним кольцом блокады. Возможно, он что-то подозревает или готовит собственную операцию.
Дессе задумчиво постучал пальцами по тактическому столу:
— Это может быть как реакция на возможное появление нашего флота, о чем американец догадывается, зная информацию о нашем отбытии из «Новой Москвы», так и подготовка к штурму самой крепости. В любом случае, нам нужно ускорить операцию. Поэтому приказываю кораблям переходить в режим ускорения… Господа, у вас есть шесть часов на все приготовления.
Он обвел взглядом своих офицеров:
— Эта операция критически важна для всей нашей кампании. Мы понесли серьезные потери у Новой Москвы-3, и в глазах многих сейчас выглядим ослабленными. Успешное освобождение вице-адмирала Кантор и снятие блокады с Кронштадта покажет всей Империи, что Северный космический флот по-прежнему сила, с которой необходимо считаться…
Когда офицеры разлетелись по флагманам для подготовки своих подразделений, Дессе остался один у тактического стола. Он еще раз внимательно изучил голографическую проекцию блокированного Кронштадта, мысленно прокручивая детали предстоящей операции. Затем его взгляд задержался на изображении линкора «Юта», где содержалась Доминика Кантор.
— Держитесь, моя дорогая, — тихо произнес он. — Я скоро…
Огни голограммы отражались в его глазах, придавая им опасный блеск хищника, готовящегося разорвать свою жертву…
Глава 2
Тюремный отсек линкора «Юта» был окрашен в тот особый оттенок серого, что безошибочно сигнализировал о своем назначении даже без опознавательных табличек. Металлические стены здесь казались еще более плотными и неприступными, словно созданными не только удерживать пленников внутри, но и отсекать любую надежду на спасение.
Два штурмовика, молчаливые и сосредоточенные, сопровождали вице-адмирала Илайю Джонса по тускло освещенному коридору. Эхо шагов отдавалось от стен, создавая ритмичный звуковой фон, который прерывался лишь тихим, но отчетливым металлическим постукиванием бронированных ботинок космопехов о палубу.
Джонс был спокоен и собран, как перед важной боевой операцией, лицо сохраняло бесстрастное выражение, выдавая человека, привыкшего когда надо держать эмоции под контролем. Но во взгляде темных глаз мелькало нетерпение — этот допрос продолжался уже четвертые сутки, и результатов все еще не было.
— Мы прибыли, господин вице-адмирал, — доложил старший сержант, останавливаясь перед усиленной дверью в конце коридора.
Джонс кивнул:
— Оставайтесь снаружи. Если услышите что-то подозрительное — немедленно входите.
— Есть, господин вице-адмирал! — конвоир отдал честь и занял позицию рядом с дверью.
Тяжелая пневмо-дверь отъехала в сторону с еле слышным шипением гидравлики, и Джонс шагнул внутрь. Камера была аскетичной даже по меркам военного корабля — металлический стол, два таких же стула, узкая койка, прикрепленная к стене, и санитарный отсек, отделенный полупрозрачной перегородкой. Ни единого предмета, который можно было бы использовать как оружие. Даже температура здесь поддерживалась на уровне чуть ниже комфортного — не пытка холодом, но достаточно, чтобы пленник постоянно чувствовал легкий дискомфорт.
Доминика Кантор сидела на металлической койке, закованная в специальные кандалы, блокирующие возможность ходить. Её руки были скованы впереди, позволяя минимальную подвижность, достаточную лишь для базовых действий. Следы пыток были очевидны — синяки цвели на скулах и подбородке, запекшаяся кровь темнела на разбитых губах, а под правым глазом наливался свежий кровоподтек. Темные волосы, обычно аккуратно собранные в уставную прическу, сейчас спутанными прядями падали на лицо.
Но в зеленых глазах Доминики не было и тени покорности. Она смотрела на Джонса не как пленница на своего тюремщика, а как равный противник, временно оказавшийся в невыгодном положении.
— Доброе утро, вице-адмирал Кантор, — произнес Илайя Джонс с обманчивой вежливостью, подходя к столу. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули.
Доминика не удостоила его ответом, лишь слегка приподняла подбородок, демонстрируя презрение. Тогда Джонс положил на стол инфопланшет и толкнул его в её сторону.
— Коды доступа к хранилищам Кронштадта, — без предисловий сказал он. — Я устал от этих игр, Кантор. Каждый час промедления стоит жизней вашим подчиненным.
Металлические пальцы протеза отбили короткую дробь по поверхности стола — единственный признак нетерпения, который позволил себе американец.
— Назови коды, и я гарантирую экипажу «Звезды Эгера» и другим экипажам, захваченных мной кораблей, жизнь, — добавил он, переходя на «ты» в попытке подчеркнуть ее подчиненное положение.
Доминика медленно подняла голову, и на ее губах появилась бледная тень улыбки.
— Вы действительно верите, что казна поможет вам вернуть расположение императора? — её голос звучал хрипло от обезвоживания, но в нем по-прежнему слышалась сила и уверенность. — Наивный «янки».
Джонс оставался внешне невозмутимым, но опытный наблюдатель заметил бы, как напряглись мышцы его челюсти. «Янки» — в устах имперских офицеров это звучало почти как оскорбление, напоминая Илайе о его происхождении, которое он сейчас, став адмиралом Российской Империи так стремился забыть.
— Не понимаю, о чем ты, — холодно ответил он. — Я присягал Ивану Константиновичу и верен своей присяге. В отличие от некоторых.
— Ваша присяга не стоит и корабельных отходов, — парировала Доминика. — Императору никогда не нужны будут перебежчики.
— Оставь эти громкие слова, — отмахнулся Илайя. — Ты слышала, что я от тебе хочу? На что ты надеешься, упорствуя?
— Тебе не понять, «янки», — снова огрызнулась Доминика.
— Наивен тот, кто верит, что Дессе примчится тебя выручать, — Джонс решил сменить тактику, нанося удар по больному месту. — Старик сейчас зализывает раны после разгрома у Новой Москвы и охотится за Зубовым, а не думает о твоем спасении. Ты брошена на произвол судьбы, вице-адмирал Кантор. И всеми забыта.
Но вместо ожидаемой реакции — отчаяния или страха — Доминика лишь холодно усмехнулась:
— Тогда зачем тратить время на допросы? Если я так ничтожна для адмирала Дессе, почему бы просто не расстрелять меня и не штурмовать крепость?
В ее вопросе была безупречная