– Вы стали свидетелем чего-то?.. – подталкивала Эйтн.
– Да, – мрачно кивнул граф. – Я стал свидетелем одного из ритуалов, которые махди, как выяснилось, практиковали весьма часто. То, что видели вы, по сравнению с этим – просто детская забава. Не было никаких сборищ и длительных приготовлений с молитвами, а только старейшина и его жертва... – Он замолчал и скользнул взглядом по Сай’е.
– Что это было? – допытывалась Эйтн.
– Это было зверство, – глухо отозвался Занди. – Я попал в самое сердце Святилища, что было непросто. Оно располагается в стороне от деревни, скрытое от глаз не только чужаков, но и самих обитателей, в глубокой и темной лощине с противоположного конца кладбища. Отправься я туда сам, ни за что бы не нашел, но меня, будто что-то звало. И пока я шел на этот голос, ни одного аборигена не встретилось мне на пути… – граф прервался, и дрожь пробежала по его телу. Он, будто извиняясь за собственную слабость, заглянул в лицо Эйтн. – Эпине спускался в махдийские темницы, но даже они не сравняться с тем местом, над которым витает дух самой смерти. У махди не принято хоронить умерших и кремировать их они тоже не умеют. Вместо этого они отдают тела, как они это называют, секх’икн’ур, – минну, проще говоря, который тут же оплетает их, пряча под своей листвой, постепенно переваривая. Махди считают, что таким образом после смерти они воссоединяются с духом леса, который надежно оберегает их от инопланетной заразы, вроде нас. Стыдиться тут, я думаю, нечего, потому что даже самый отважный с трудом мог бы выдержать гнет, который царит над тем отравленным местом. У самого входа в Святилище на поляне я увидел старейшину. Он был в своих ритуальных одеждах и вытворял нечто малопонятное, напоминавшее припадок сумасшедшего. Подобравшись поближе, я увидел, над чем он колдовал… Это была махдийская женщина. Она сидела на голой земле, завернутая в старые тряпки, и тихо плакала. Я не знал, что мне делать. Просто стоял и смотрел, а Иши все продолжал пританцовывать вокруг нее и что-то приговаривать. Вдруг он резко обернулся и уставился прямо на меня дикими черными глазами. Будто лейр, он сковал своей волей мою, так что ноги сами вынесли меня на поляну. Только остановившись напротив, я понял, что там был кое-кто еще – девочка лет пяти-шести. Она стояла за полусгнившим паатом, поэтому я ее не сразу заметил. Вам будет трудно представить себе гнев старика, вызванный моим появлением, поэтому я даже не стану пытаться его описывать. Скажу только, что в тот момент я впервые пожалел, что не остался в Мероэ. Излив негодование, старейшина немного успокоился. Я полагал, что он тут же отправит меня вон, но я ошибался. Приказав даже звуком не выдавать своего присутствия, он позволил мне остаться. Сначала я обрадовался, но радость была недолгой, потому что понял – я стал свидетелем обряда, который даже сами аборигены считали противоестественным и нарушающим все их законы…
Я не заметил, как раскрыл рот в жажде продолжения. Даже Эйтн, кажется, впервые за все время знакомства, утратила контроль над собственным лицом, позволив немому вопросу отразиться на нем.
Неожиданно для всех ответила Сай’я:
– Вы уже видели его укороченную версию, – она обвела нас сумрачным взглядом. – Ритуал Перерождения, тот самый, в котором чуть не погиб граф. Только более извращенный злобным умом моего учителя. Он проводится не только как казнь, но и как способ очищения. Правда, не в тот раз.
– Иши Кхем’са считался сильнейшим шаманом среди махди, – вставил граф. – Его познания природы и способности слушать песнь минна изначально вызывали у аборигенов всеобщее уважение вплоть до поклонения. Никто и не подозревал о темной стороне его натуры. Кроме жертв, разумеется.
Выдержать дальше и без того затянувшееся молчание я больше не мог и, кивнув на аборигенку, спросил:
– Причем тут она?
Перебирая пальцами волосяные жгуты, Сай’я сделала вид, что не услышала.
– Некоторым махди с рождения выпадает метка стать… жертвенными агнцами, – продолжил Занди. – Метка появляется у одного махди из тысячи, когда этого никто не ожидает. Ее носителем может стать любой, независимо от возраста, положения или рода. Для них это огромная честь и проклятье. Как мне удалось выяснить позже, та женщина и предположить не могла, что метка укажет на нее. Можете вы представить себе жизнь, наполненную семейным счастьем, когда есть любящий муж и дети, и вот в один момент это все разом рушится? По нраву придется вам такая честь? А вот великого старейшину и мудреца это вовсе не смущало. Совершенно очевидно, он давно подбирал себе жертву, ища метку среди тех, кто поклонялся ему, – для этого существуют какие-то особые ритуалы. Оставалось дело за малым: Иши Кхем’са давно истекал слюной по легендарному могуществу Иглы и очень долго строил планы, чтобы заполучить ее, а теперь у него, наконец, такая возможность появилась.
– Или я чего-то не улавливаю, или вы противоречите сами себе, – заметил я. – Вы говорите, он был умен, а раз так, то как мог Иши Кхем’са не понимать, что ни один ритуал не даст ему той силы, способной заставить Иглу работать? На это способны только лейры.
– Эпине, все махди до помешательства верят в собственную исключительность, – объяснил граф. – Иши Кхем’са был абсолютно уверен, что ему по силам и не такое. К тому же, он, кажется, предсказал появление лейров на Боиджии. И ведь оказался прав – мастер Аверре и твоя мать не заставили себя ждать.
Я с трудом проглотил застрявший в горле ком.
– Откуда вам все это известно, Занди?
На этот раз вместо графа ответила сама Сай’я:
– Я ему рассказала.
– Значит, та маленькая девочка – это ты? – спросила Эйтн.
– Конечно, – небрежно кивнула Сай’я. – Я хорошо помню, как он пришел к нам домой и сказал моим родителям, что мама прячет метку. Никогда не забуду выражение ужаса на лицах родителей, когда они поняли, что это означает. Иши сказал, что забирает мать, и