– Ну конечно, конечно! – приговаривал профессор, возвращаясь к своим ребятам, – все сходится! Одинаковый старинный паркет… когда-то три комнаты были единым целым, и ничем иным, а комнатой для музицирования. А статуэтка балерины на бронзовом пьедестале, виденная ранее в стеклянном серванте, есть ничто иное, как музыкальная шкатулка… что в свою очередь, объясняло навязчивую мелодию, терзавшую голову профессора всю первую половину дня, а судя по всему, еще и голову ночного сторожа.
Вернувшись в учительский кабинет, Семенихин увидел, что холод из коридора добрался и туда. Игорь застегнул молнию, и поднял до подбородка воротник тонкой спортивной куртки, Константин натянул на голову капюшон толстовки, от холода ежился даже Антон.
– Холодает и темнеет, – с порога обратился к профессору Костя.
– Как-то так, – подтвердил Антон, внимательно вглядываясь в глаза профессора.
– Музыкальная шкатулка в серванте, – Семенихин не стал слушать и без того очевидные факты, – ее нужно немедленно достать!
– Так ключа нет, профессор! – за всех ответил Антон.
– Значит устроим династию «дзынь»! – оживился Костя.
– Значит устроим, – без сожалений согласился профессор.
Других слов Константину не требовалось. Подскочив к Антону и ловко выхватив короткую металлическую фомку, торчавшую за поясом, Костя в два прыжка оказался возле серванта, и без замаха рубанул металлом по стеклу. Послышалось неприятное дребезжание, под ногами прошла ощутимая вибрация, отчего содержимое столов запрыгало и заплясало, но кроме эффекта камертона этот удар ничего не принес.
– Хреновый из тебя китаец! – Антон забрал у Костика свою монтировку, и сам рубанул по дверному стеклу.
На этот раз стекло раскололось и осыпалось мелкими крошками, только не во внутрь, как должно было произойти по всем мыслимым законам физики, а наружу – навстречу удару. Профессору показалось, что стекло разлетелось на куски еще до того, как Антон коснулся его поверхности своей монтировкой, но ничего сказать не успел. Дальнейшие события развивались стремительно и неумолимо.
Антон, удивляясь и чертыхаясь на вылетевшее стекло, осколки которого в нескольких местах до крови поранили незащищенную шею, сунул руку в образовавшееся отверстие, и выхватил из серванта статуэтку балерины. Постамент под ней действительно оказался частью старинной музыкальной шкатулки.
– Вот она! – произнес Антон.
Он хотел продолжить, но последние слова, сорвавшись с губ, упали на пол, так и не долетев до ушей присутствующих Рука, державшая музыкальную шкатулку, повисла плетью вдоль туловища, глаза налились кровью. Антон дергался и хрипел, пытаясь сделать шаг в сторону, но так и не мог сдвинуться с места.
Игорь, побледнев еще более Антона, поднял руку и указывал пальцем ему за спину. Проследив за направлением пальца, профессор заметил, что на зеркальной поверхности, из которой состояла задняя стенка серванта, рядом с Антоном отражалась старуха.
Ее худое, бледное и неживое лицо, подобно двум бриллиантам, украшали глаза. В них сверкали ненависть и ярость такой силы, которые не могли существовать по эту сторону реальности, а длинные руки, с тонкими пальцами и острыми ногтями, стальной хваткой сжимали шею Антона. Самое ужасное в этой сюрреалистической картине было то, что женщина существовала только в отражении зеркала, глядя на Антона профессор по-прежнему никого не видел рядом с ним.
Костя, стоящий ближе всех к происходящему, поднял с пола железную монтировку, выпавшую из рук напарника, и с размаху разрубил воздух, где должна была находиться старуха. Игорь, подбежав к музыкальной шкатулке, которую Антон продолжал крепко сжимать побелевшими пальцами, обернул ее серебряной фольгой. Обычно фольга обезвреживала артефакт, прекращая его воздействие на окружающую реальность.
И первое, и второе оказалось безрезультатным. Фольга, накрывшая фрагмент шкатулки, заставила призрак старухи сморщиться и побледнеть, а железная монтировка прошла сквозь воздух. не встретив никаких препятствий на своем пути. Вылетев из Костиных пальцев, монтировка воткнулась в противоположную стену, под осыпавшейся штукатуркой показался гипсокартон.
В то же мгновенье во лбу призрака появилась дыра, усеянная рваными краями, но хватка усилилась. Из носа Антона упали первые капли крови, разбившиеся об пол.
Подбежав к стене, куда угодила монтировка, профессор увидел, что за импровизированной перегородкой расположена ниша, внутри которой, в позе эмбриона, застыл человеческий скелет. К Семенихину подоспел Костя, вдвоем они сгребли череп и кости в кучу и накинули на сверху фольгу.
Раздался визг, чуть не порвавший барабанные перепонки, затем отражение призрака пропало, и Антон со свистом втянул в воздух. – Кажется все? – спросил он у товарищей, которые испугались больше него.
– Похоже на то, – резюмировал профессор.
Сидя дома в любимом кресле, Михаил Александрович оторвался от воспоминаний и вернулся назад. Он до сих пор не мог вспоминать без содрогания опасный эпизод из предыдущего расследования, едва не унесший жизнь Антона.
– Теперь с нами Максим, – произнес профессор, обращаясь к бумагам, оставшимся на столе после ухода ребят, – ему бы перестать с собой бороться, и принять очевидное – свою суть.
Глава 5. На грани реальности
Николай Ильич
Пока команда охотников за паранормальным собиралась в дорогу, вооружаясь информацией и собирая необходимое оборудование, события в поселке Першино стремительно неслись в бездны бытия. Последнее дано понять не каждому дано понять… Тоже самое можно сказать и о Николае Ильиче. Спросите неделей ранее, что он думает про «бездны бытия», Коля бы отмахнулся и послал вас куда подальше, но сейчас он начал понимать, вернее – думал, что начал понимать.
На самом деле все объясняется гораздо проще, есть вещи – суть события, которые не требуют объяснений, происходящее само объясняет себя, только человеческим умом осознать это сложно, а уж тем более принять. Вот и Николай не понимал до определенного момента, но тем не менее, принять сей факт ему пришлось, за неимением других вариантов. Итак, по порядку.
Николай Ильич был замкнутым неврастеником, доведенным до последней крайности, что не мешало ему занимать должность местного участкового в поселке с одноименным названием. И это не тот случай, когда чужая душа – потемки. Нервное напряжение участкового имело свои неглубокие, но убедительные границы.
С одной стороны, родители Коли наградили его звучным именем – Николай, и грозным отчеством – Ильич. Но с другой стороны, у Николая Ильича была до ужаса смешная фамилия – Сомиков, а разве можно серьезно относиться к участковому с такой фамилией?
Вот и местное население не воспринимало всерьез представителя закона и стража порядка, несмотря на все тщетные попытки последнего вернуть себе статус Фигуры. Впрочем, причина такого отношения крылась не только в фамилии, но, как это часто случается, в самом обладателе.
Николай Ильич родился и вырос в своем поселке, в нем же начал и