— Именно оттуда начнем продвижение к Цицикару? — уточнил я.
— Да, по официальной легенде мы должны проверить все станции на линии Харбин-Цицикар. Это даст нам легальную возможность находиться в интересующем вас районе.
Александров достал из внутреннего кармана пиджака узкий конверт:
— Последняя информация от нашего консульства в Харбине. Японцы усилили военное присутствие. Войска Квантунской армии проводят учения в непосредственной близости от КВЖД. Официально — плановые маневры, но масштаб настораживает.
— Инцидент приближается, — задумчиво произнес я, вспоминая историю Мукденского инцидента из своего прошлого-будущего.
Александров внимательно посмотрел на меня:
— Поразительная точность ваших прогнозов, Леонид Иванович. Откуда такая уверенность?
Я выдержал его взгляд, мысленно благодаря Мышкина за подготовку убедительного объяснения:
— Аналитика, товарищ Александров. Экономические факторы, стратегическая ситуация, психологический портрет японского командования. К тому же, сентябрь идеален для военных операций в Маньчжурии. Дороги просохли после летних дождей, но еще не наступили осенние холода.
Полковник удовлетворенно кивнул:
— Разумно. Но должен предупредить, если ваш прогноз верен, и японская агрессия начнется в сентябре, наша миссия будет под угрозой. В случае военных действий придется эвакуироваться немедленно, даже ценой невыполнения основной задачи.
— Не волнуйтесь, — я постарался говорить уверенно, — у нас достаточно времени. Лето только начинается, а для первичного подтверждения нефтеносности района нам хватит двух недель.
На четвертый день пути, где-то в районе Красноярска, к нам в купе зашла Кравцова с предложением проверить техническое оборудование. Мы разложили на полке специальные инструменты, замаскированные под обычные измерительные приборы.
— Уникальная разработка, — с восхищением отметила она, осматривая прибор, внешне похожий на теодолит, но на самом деле представлявший компактную буровую установку для взятия образцов почвы. — Институт геологии превзошел сам себя.
— Вороножский специально модифицировал реактивы для полевого анализа, — добавил я, показывая небольшой футляр с пробирками. — Капля этого раствора может обнаружить нефть в пропорции один к миллиону. Идеально для скрытого пробоотбора.
Архангельский проверил работу механизмов:
— Все функционирует безупречно.
К вечеру пятого дня пути ландшафт за окном снова изменился. Мы приближались к Байкалу.
Величественное озеро появилось внезапно. Огромная водная гладь, сверкала в лучах заходящего солнца, окруженная горными хребтами, уходящими к самому горизонту.
— Священное море, — благоговейно прошептал Архангельский.
— Настоящее чудо природы, — согласился я, любуясь пейзажем.
Участок Кругобайкальской железной дороги потребовал снижения скорости. Поезд осторожно двигался по извилистому пути, проложенному в скалах.
Многочисленные тоннели, мосты через горные речки, каменные галереи. Все говорило о титаническом труде инженеров, построивших эту магистраль.
Вечером того же дня к нам в купе заглянул Воронцов с последним выпуском «Правды», полученным на одной из станций. Мы углубились в чтение, изучая последние новости.
Через шесть дней после отправления из Москвы наш поезд прибыл в Читу, последний крупный советский город перед границей. Здесь нам предстояла пересадка на другой состав, следующий по КВЖД до Харбина.
На привокзальной площади Читы нас встретил представитель местного отделения ОГПУ в гражданской одежде.
— Товарищ Краснов? — негромко спросил он, подойдя ко мне. — Лещенко, уполномоченный пограничного отдела. Имею инструкции сопровождать вашу группу до границы.
— Рад встрече, товарищ Лещенко, — я пожал его сухую, крепкую руку. — Какие новости с границы?
— Обстановка напряженная, но контролируемая, — ответил он, помогая грузить наши чемоданы в грузовик. — Японцы усилили патрулирование своей стороны. Наши пограничники в повышенной готовности.
Мы разместились в гостинице «Забайкалье», невзрачном двухэтажном здании с потертой мебелью, но чистыми номерами. Вечером в моем номере собрался импровизированный штаб экспедиции.
— Завтра в восемь утра отправляемся на станцию Маньчжурия, — сообщил Лещенко, расстилая карту на столе. — Это пограничный пункт. После проверки документов и багажа пересаживаетесь на китайский поезд до Харбина. В пути еще около двенадцати часов.
— Насколько тщательная проверка? — спросил Перминов, явно беспокоясь о специальном оборудовании.
— Поверхностная, — успокоил Лещенко. — Китайцы проверяют в основном личные документы и визы. На техническое оборудование почти не обращают внимания, особенно если оно оформлено официальными бумагами для работы на КВЖД.
Александров развернул инструкцию по прохождению границы:
— Всем запомнить — никаких лишних разговоров с проверяющими. Отвечать только на прямые вопросы. Документы предъявлять без суеты, но и без излишней медлительности. Техническое задание на обследование пути переведено на китайский и японский языки. При необходимости предъявлять.
Вечер накануне пересечения границы прошел в атмосфере напряженного ожидания. Каждый участник экспедиции проверял оборудование, документы, мысленно готовился к переходу в другой мир, Маньчжурию, где нам предстояло работать в условиях постоянной слежки и потенциальной опасности.
Станция Маньчжурия встретила нас промозглым августовским утром. Серое небо, мелкий дождь, грязная привокзальная площадь с лужами. Пограничный город казался унылым и неуютным.
Пограничный контроль прошел на удивление гладко. Китайские чиновники, облаченные в потертые кители европейского покроя, но с традиционными фуражками, снабженными знаками новой власти, проверили наши документы без излишнего рвения. Японский офицер, присутствовавший при процедуре, лишь мельком взглянул на бумаги и даже не стал их листать.
— Техническая комиссия КВЖД, — перевел наши документы китайский чиновник для японца. — Следуют до Харбина.
Японец равнодушно кивнул и отошел, явно не заинтересовавшись очередной группой советских специалистов, каких немало работало на совместной дороге.
После таможенного досмотра нас проводили к китайскому поезду. Вагоны оказались существенно менее комфортабельными, чем на Транссибирской магистрали.
Жесткие деревянные полки вместо мягких, тусклое освещение, запах сырости и дешевого табака. Но главное преимущество, отдельные купе, сохранилось, позволяя нам относительно свободно обсуждать дальнейшие планы.
Поезд тронулся, и мы углубились в территорию Маньчжурии. Пейзаж за окном разительно отличался от сибирского.
Бескрайние равнины, покрытые низкой растительностью, изредка прерываемые холмами или небольшими рощами. Многочисленные деревушки с глинобитными домами, крестьяне в традиционной одежде, работающие на рисовых полях, картина словно из другого века.
— Обратите внимание на характерный рельеф, — негромко произнес Архангельский, указывая на пологие возвышенности к северу от железной дороги. — Идеальные геологические условия для формирования осадочных пород. Структура напоминает Ромашкинское месторождение.
Я понимающе кивнул. Даже без специальных геологических изысканий опытный взгляд мог выделить перспективные районы.
Воронцов, сидевший у окна, неожиданно напрягся:
— Посмотрите, — он указал на группу японских военных, проводящих какие-то работы рядом с полотном железной дороги. — Это явно не обычный патруль.
Мы все подтянулись к окну. Действительно, в нескольких сотнях метров от дороги японцы установили палатки и какое-то оборудование.