Начало династии Таурус восходило к далёкому времени, когда земля ещё искала своё лицо, а в горах обитали могущественные маги. Первый из правителей, Лорен Таурус, заковал в цепи ветры и дождь. Поговаривали, что он обладал даром уверять зверей в своей преданности и использовал их на поле боя.
Но, в отличие от мудрости отца, его сын, Кассиос, погрузился в безумие ритуалов и жертвоприношений на алтаре злых богов, что вскоре закончилось его безжалостной гибелью. Правление семьи стало полниться слухами о том, как каждый новый монарх вливал в себя магические зелья, чтобы подтвердить свои права на престол. Следующим в линии встал Харадос — полуминотавр великанских размеров, чья жестокость отошла на второй план, когда его дух затмился амбициями к власти.
Он выстраивал религию вокруг собственной личности, присваивал себе титулы, суеверно называя себя «Тиарата» — покровителем живых и мёртвых. Временами он считал себя преданным своему народу, но быстро возвращался в пугающую бездну самовлюблённого безумия. Под его правлением зерно магии прорастало не в полях, а в жизнях невинных, обращая их в марионеток, о которых он мечтал.
Зимний дворец дома Таурус был настоящим произведением искусства — украшен резьбой, в которой переплетались образы зверей и существ, а вокруг шли вечные споры о праве законных потомков. На трон, который долгое время подпирался высокими статуями таинственных созданий, садился только тот, кто обладал истинной кровью полуминотавра и полулюди. В зале, стенами украшенном флагами с изображением стоящего быка, проходила жестокая битва за престол — начиная от противостояния между братьями и заканчивая завистливыми притязаниями дальних родственников.
Среди всего этого безумия зародилась история Элирии — дочери Харадоса и единственной наполовину обычной женщины, что когда-либо выходила замуж за представителя дома Таурус. Элирия не спешила подчиняться. Она сдерживала колоссальную силу, ведя за собой легионы дивных существ, которые представляли опасность даже для самого сильного волшебника. С такими способностями она бросила вызов поспешному правлению своего отца и создала альянсы с другими домами, чтобы противостоять семье, поглощённой безумием.
На троне до неё сидел её безумный брат Церон, последний из династии. Он был полным воплощением того, чего боялся величественный дом: человек с мрачным разумом и печальными ухмылками, который вёл себя как кукловод над целым королевством. Его эксперименты превращали слуг в забавных существ и подручных, он усугубил многовековую ненависть среди народов. Эти корни всё крепче въедались в услужливо подготовленную для создания отрицательных настроений почву. Элирия закончила разрыв отношений с царём, когда хлынула молва о её возвращении.
Слухи о её способности управлять магией поражали горожан, и они начали верить, что она станет не только новым правителем, но и освобождением от гнёта доминатора. Смелая женщина, как альтернатива ненормальному царству, объединила различные народы и рождала в них надежду. Она знала, что для борьбы с владыкой необходимо использовать силу самого древнего магического артефакта — Печати Сатурна, которая покоится в недрах забытого храма и полна страхов и предостережений для тех, кто посмел бродить по земле падших.
Уже однажды та печать запечатала безумцев, которые осмеливались занять трон, и Элирия не собиралась прекращать свой путь до тех пор, пока королевство не освободится от ужасов. И вот, когда набирался её легион, она неслась через леса и болота, собирая разрозненные отряды и драгоценные артефакты. На её пути встречались знатные пленники, которые с облегчением покидали подземелья Таурусов. В её глазах зажёгся огонь, переросший в ревущий костёр, сносящий всё на своём пути. Готовность сказать «хватит» олицетворялась огромной храбростью её сердца'…
— Эм, погоди, — перебил я историю, когда Лекс захрапел, а Рин скучающе перебирал все фигурки на карте. — Я думал, ты детскую сказку расскажешь, а ты… что это вообще? Историческая сводка? Что за Элирия, блин? И, главное, нахрена ты это наизусть учила?
— Ой, отвали, — Лея спрыгнула со стола, утащив за собой карту. — У каждого дома есть своя многовековая история. И почти каждый из них уже однажды правил тремя-пятью королевствами.
— Значит, Таурусы были правителями, пока не превратились в диктаторов, скрещённых с минотаврами? — прищурившись, попытался подытожить я. — Пока какая-то смелая девчонка не влезла и не развалила все их труды?
— Да там не так было! — протестующе рявкнула Лея, которая уже почти вышла из шатра. Она едва ли не подпрыгивала от возмущения, возвращаясь обратно на своё место рассказчика и размахивая руками. — Ты вообще чем слушал? Всё переврал! Она не просто девчонка, она!..
— Давай, иди расскажи это своим подружкам, — подпихнул девушку Лекс, сам офигев от своей смелости. Относительная вседозволенность невероятно пьянила. Вот так ты в один день раб, а в другой — выталкиваешь из шатра в спину саму принцессу. — Короче, босс, Таурусы правда правили когда-то давно. И правда стали жертвами бесконечного кровосмешения. Правда, никто подлинно не знает, как Леоны отняли у них трон. Тайна, покрытая многовековым слоем мрака.
— Да, официально — как рассказывала Лея, — подхватил Рин. — Элирия сумела свергнуть брата, но удержать власть — нет. Леоны пришли с войной, отняли трон, перенеся его на юг. Что после сделали уже Либрионы. Но простой люд уверен, что всё обстояло иначе. Что Таурусы сами отдали все бразды правления Леонам.
— Не думаю, что это уж очень важно, — покачал головой я. — Что ж, в любом случае мы всё равно навестим их в ближайшие дни. Я хочу, чтобы один из вас остался здесь, следить за замком. Второй должен отобрать с дюжину рабов, пригодных для путешествия, охраны и поддержания имиджа.
— Чур я в поход! — с энтузиазмом воскликнул Рин, а Лекс только пихнул его локтем в бок, многозначительно вскинув брови. — Понял, босс, выберу лучших из лучших.
— Ну а я останусь и пригляжу за домом, — точно нехотя буркнул Лекс, скрестив руки на груди. — Указания будут?
— Не-а, — лениво отозвался я, в очередной раз вздыхая с облегчением. Большая часть недосказанностей, тяготивших мою голову, скрупулёзно разжёвана и подана для моего восприятия в наилучшем (хоть и в какой-то мере сказочном) виде. Теперь я не просто двигаюсь по бесцветному течению, а делаю это с вполне обрисовавшейся красочной картиной. —