Земля клочьями вылетала из глубоких рвов, сотни лопат грызли твёрдую почву. Не разгибая спин, рядом копали седой ветеран, остервенело втыкающий лопату, и вчерашний учитель, поправляющий повязки на стёртых в кровь ладонях. Рядом, гребя землю тонкими ладошками, копала мать, привязав ребёнка на спину: губы прокушены, слёзы уже засохли, оставив соляные дорожки на щеках. И тут и там сновали чумазые дети из так и не эвакуированных приютов, вытаскивая вёдра с землёй.
Иногда на бреющем полёте проходили «Стервятники» противника, поливая из всех стволов копошащийся в рвах люд. Хорошо еще, что склады с НУРСами СПО успели подорвать при отходе. Кто-то бросал лопаты и бежал, кто-то прижимался к стенам, пытаясь спрятаться от гибельного дождя, а кто-то, сжав зубы, продолжал копать…
Из замаскированных укрытий выскакивали «Гидры», и очередной «Стервятник» выполнив маневр уклонения, выходил из-под огня и шел на базу. Или, если ему не везло, чадно дымя, врезался в землю рядом с растущими на глазах рвами. Люди, отряхивая землю, вставали и возвращались по местам… А тех, кто затих навек, вытаскивали и бросали на бруствер. И уже скоро тело постепенно скрывалось под свежей землей.
Уже ночью к громадным рвам стали подъезжать топливозаправщики, и во рвы потоком потек прометиум. Над глубокими провалами в земле разнесся острый запах горючего. А позади продолжали уходить в небо челноки с беженцами.
Прямо на бетоне поля поротно расположились остатки сто пятьдесят пятого Мордийского. Усталые и измотанные солдаты сидели прямо на краю взлётного поля. Серая рабочая форма была сорвана, большинство голые по пояс, начищали пуговицы, драили сапоги, кто-то пришивал полуоторванный эполет на форме.
Рядом в изнеможении лежали ополченцы, доносились стоны измученных надрывной работой людей, плакали дети.
Над бесформенной массой солдат СПО клубился табачный дымок, немногие чистили оружие, большинство же просто спало, положив шинели под голову.
В комендатуре командование мордийцев уже второй час бранилось с префектом и старшим из оставшихся в живых офицеров СПО.
— Вы ничего не сделаете! Только погибнете без всякой пользы, поймите, там на подходах такие силы, что вам…
— Подполковник, берите префекта, оставшихся гражданских и прорывайтесь к морю, там в порту ещё должны быть корабли, если повезёт, сумеете уйти.
— Ну и куда мы пойдём? Предлагаете и сдохнуть без толку, и грех на душу взять?
Командир гвардейцев не ответил. Конечно, надо было выводить боеспособные части, переходить к партизанской тактике, организовывать сопротивления — не все же сдались в этом мире…
Но для такой идеи нужно было быть … не мордийцем. Не тем, кто с молоком матери впитал идею ‘ни шагу назад’. От самой мысли «бежать» перед хаоситской мразью в полковнике что-то леденело. Это было не просто хуже смерти. Это противоречило самому «я» старого служаки. Сейчас, здесь, он готовился к бою за всё, что было святого и светлого в его жизни. И не только его лично. Пожалуй, отдай он приказ к отступлению, его просто поднимут на штыки. Даже отход к космопорту дался ценой чуть ли не бунта. И только железная дисциплина заставила солдат оставить занимаемый позиции и отходить.
Голоса спорщиков были давно сорваны, глаза красны от недосыпа и усталости, но пыла хватило бы ещё надолго.
Дверь открылась и вошла женщина, прижимающая к груди ребёнка. Молча глядя невидящими глазами перед собой, подошла к столу, заваленному бумагами, картами. И положила на него спящего сына.
Офицеры и чиновники, смолкли, изумлённо глядя на незваную гостью.
А гостья ласково погладила малыша и плавным движением вытащила нож. Офицеры ошеломленно смотрели, как лезвие рассекло сонную артерию, и только фонтан ярко-красной крови вывел их из ступора. Крохотное тельце дернулось и затихло.
— Спи, — прошептала женщина срывающимся голосом. — Они тебя уже не смогут разбудить.
Под бесцветным взглядом, полным не пролившихся слез, офицеры попятились.
— Нам некуда уходить, — твердо сказала бывшая мать.
— Император сохрани — только и смог прошептать мордиец.
А из ремонтных ангаров доносились звуки работающих станков, ополчение вооружалось в меру сил и возможностей. С лязгом падали рядом со станками заточенные стальные пруты. Наваривались на технику шипы и площадки для бойцов. Укреплялись кабины, стекла армировались металлической сеткой. На заправщиках выводили в кабины кабели детонаторов.
Утром со стометровой башни управления полётами стали видны передовые отряды наступавших сил Хаоса. Колонны грубо раскрашенной бронетехники, подобно клещам охватывали обречённый космопорт. Из грузовиков хлынул поток завывающих нелюдей. Ударили сотни барабанов, и, вторя им, множество глоток извергло вой, пронзивший утреннюю тишину.
И вот первые враги вплотную подошли к выкопанным по периметру взлётного поля рвам. Самые смелые и наглые сунулись на узкие проходы между провалами в земле.
И тогда из небольших окопчиков стали подниматься одинокие фигурки.
Седой старик с растрёпанной бородой, чумазый мальчишка десяти лет, хрупкая девушка с неровно отрезанными волосами и ещё десятки подобных…
Старик как будто прислушался к чему-то, посмотрел в глумливо исковерканные хохотом хари вчерашних людей и коротким расчётливым движением выстрелил из ракетницы в глубину рва. Ярко-красный шар, рассыпаясь искрами, канул в глубине… С рёвом разбуженного дракона из провала хлестнули языки пламени. Космодром опоясало огненное кольцо. Пламя вздымалось на сотню метров, а густой дым уходил вверх на километры.
И за черной стеной дыма всё отрывались от посадочных полос челноки с беженцами, стартуя к трем транспортам, зависшим на орбите.
Мятежники подгоняли цистерны, но тушить прометиум водой — занятие бессмысленное. Только клубы пара разбавили сплошную черноту. И тогда в ход пошла пожарная техника. На огромные красные машины обрушились снаряды последних ‘Василисков’. С орбиты давали достаточно четкую картинку для корректировки стрельбы, и с десяток машин не дошел до цели. Но вот уже в темноте с ревом ушел последний челнок, унося последних счасливчиков. ‘Василиски’ открыли беглый огонь, щедро расходуя остатки боекомплектов. А через полчаса грузные транспорта ушли с орбиты, лишив защитников корректировки. Впрочем, она была уже не нужна — снаряды вышли полностью.
Когда начало светать, у ворот ангара стояли трое и тихо разговаривали. Полковник мордийцев, чисто выбритый, в отглаженной форме с начищенными эполетами, только Император знает как его денщик умудрился привести форму в полный порядок — хоть сейчас на парад. Подполковник СПО в мятой рабочей форме, и грузный гражданский. За спиной в воротах метались огни сварки — там заканчивали последние приготовления. Из неприметного здания медпункта появился гвардейский медик. За ним вышли несколько гражданских врачей и пошли к ангару. Последняя вышедшая вдруг присела у двери и прижала к лицу ладони — даже