Царь тщательно редактировал синодики, стараясь припомнить всех, кто когда-либо пострадал от него. В наиболее полных их списках количество казненных достигает 3800 человек. Я оставляю обсуждение вопроса о том, много это или мало, как безнравственного. Замечу только, что эти данные не дают повода видеть в Грозном самого кровавого государя нашей дореволюционной истории. Достаточно вспомнить, что Петр I казнил зараз около 4000 стрельцов, а было еще подавление булавинского бунта, разгром Запорожской Сечи, расправа со сторонниками Мазепы, казни проворовавшихся и нерадивых чиновников… Однако, по удачному выражению одного историка, для Петра было придумано множество громоотводов; для Грозного — нет. Равным образом данные царских синодиков не позволяют говорить о катастрофических последствиях опричнины — демографических и государственных. Приравнивать ее к величайшим преступлениям Средневековья несправедливо. Жертвы инквизиции исчисляются десятками тысяч; в Тридцатилетней войне Германия потеряла, по разным подсчетам, от половины до двух третей населения; о результатах политики огораживаний в Англии один современник писал, что чужестранец, посетивший Англию, мог бы подумать, что страна пережила опустошительное нашествие или повальный мор… Русь эпохи Грозного была не самым неуютным местом в Европе.
С 1582 года русская земля обрела политическое и моральное единство. Земщина была реабилитирована, казни прекратились. Русь начала залечивать раны, нанесенные ей опричниной, но силы самого Ивана были на исходе. Грозный царь вдруг исчез, остался стареющий человек, надломленный душевно и физически. Печать близкой смерти настолько ясно читалась на лице Ивана, что Поссевино отметил в своих записках: «Этот государь проживет очень недолго». Он не ошибся. Царь пережил сына всего на три года.
***
В наказе Григория XIII, данном Поссевино, говорилось: «Приобретя расположение и доверенность государя Московского, приступайте к делу, внушайте как можно искуснее мысль о необходимости принять католическую религию, признать главою Церкви первосвященника римского, признаваемого таковым от всех государей христианских; наведите царя на мысль, как неприлично такому великому государю признавать митрополита Константинопольского, который не есть законный пастырь, но… раб турок; что гораздо лучше и славнее для него будет, если он, вместе с другими государями христианскими, признает главою Церкви первосвященника римского; с этой целью возьмите с собой изложение веры, составленное на Тридентском соборе, в греческом переводе. Так как, быть может, монахи или священники московские, частью по грубости своей и отвращению к латинской Церкви, частью из опасения потерять свое значение, будут противиться нашему благочестивому намерению и употреблять все усилия, чтобы не допустить государя оставить греческую веру, то старайтесь всеми силами приобрести их расположение; более всего старайтесь приобрести сведения обо всем, касающемся веры этого народа».
Поссевино приехал в Москву зимой 1582 года и застал царя и его двор еще в трауре, с отпущенными в знак покаяния волосами. Пышной встречи на этот раз не было. Напротив, любознательного иезуита и его спутников, всюду сующих свой нос, посадили в темную, «чтоб они не узнавали о состоянии дел». Впрочем, их заключение не было долгим, и вскоре Поссевино предстал перед царем. Горя желанием начать диспут о вере, апостольский легат и викарий просил Ивана не откладывать далее этой давно обещанной ему беседы. Царь устало усмехнулся. Что спорить о вере, каждый человек свою веру хвалит. Спор ведет к ссоре, а он желает тишины и любви. Ему идет уже пятьдесят первый год, воспитан он в истинной христианской вере, и менять ее перед концом земного бытия ему не годится. На Страшном Суде Господь рассудит, какая вера правая.
Поссевино удивленно развел руками. Но Папа Римский вовсе не хочет, чтобы царь менял древнюю греческую веру, основанную на учении Святых Отцов и постановлениях святых соборов. Он хочет только, чтобы каждый государь исследовал истину и утвердил ее в своем царстве. В мире должна быть одна Церковь. Пусть греческие священники ходят в католические храмы, а католические священники — в греческие церкви.
Нет, им не столковаться, настаивал царь. У русских вера христианская, а не греческая. Греческой называют ее оттого, что русские приняли ее от Византии, которая первая среди государств просияла в христианстве. Греки же для русских не Евангелие: верим Христу, а не грекам. Впрочем, толковать церковное учение не его дело, на то есть митрополит. А он, смиренный раб Божий, занимается единственно мирскими делами и боится неосторожным словом порушить любовь между собой и Папой Григорием.
Поссевино воздел очи горе. Видит Бог, любовь Папы к московскому государю нерушима вовеки. Пусть царь ведет прения, ничего не опасаясь.
Иван наконец дал согласие начать диспут.
— О больших делах мы с тобой говорить не будем, чтобы тебе не было досадно, — сказал он, — а вот малое дело. У тебя борода подсечена, а бороды подсекать и подбривать не велено ни попу, ни мирским людям. Ты в римской вере поп, а бороду сечешь. Откуда это взял и по какому учению?
Поссевино оправдался тем, что бороды не сечет и не бреет, а имеет малую от природы. Иван между тем продолжал:
— Сказывали нам, что Папа Григорий сидит на престоле и носят его и целуют ногу, — а на сапоге крест, а на кресте распятие. Прилично ли это?
Видя, что царь ведет диспут в ироническом ключе, Поссевино, тем не менее, настроился на серьезный лад и распространился о достоинстве и величии Папы, об особенной благодати над Римом, о которой свидетельствует множество мощей, находящихся в этом городе; доказывал, что Папа садится на престол не из гордости, а для благословения многочисленного народа, что поклонение ему совершается в воспоминание того, как в древние времена народ падал к ногам апостолов.
— Достойному — достойное, — заключил он. — Папа есть глава христиан, учитель всех государей, сопрестольник апостола Петра. Мы величаем и тебя, государь, как наследника Мономаха. — С этими словами он поклонился царю в ноги.
Но тут Иван отбросил всякие шутки. Поссевино, сам того не ведая, наступил царю на мозоль, затронув вопрос о священстве и царстве. Возвеличивание Папы рассердило Ивана, и он возвысил голос:
— Нас, великих государей, и следует почитать по царскому венцу, а святителям надо смирение показывать и не возноситься выше царей. Папа Григорий называется сопрестольником Петру апостолу, а по земле не ходит и велит себя на престоле носить, — значит, хочет Христу уподобиться! Но Папа не Христос, его престол не облако, и те, что носят его, не ангелы! Были папы, которые поступали по Христову учению и святооческому преданию, и тех