Все это, вместе взятое, — военные неудачи, подозрительность, раздраженное состояние духа, — привели к семейной и династической катастрофе.
Отношения Грозного со старшим сыном, царевичем Иваном, всегда были сложными. Царь, без сомнения, любил его и, видя в нем достойного наследника, заботился о его воспитании и образовании. Но, как настоящий домостроевский глава семьи, Грозный деспотически вмешивался в жизнь своего сына, чем основательно искалечил ее. Желая приобщить царевича к государственным делам и привить ему свое понимание самодержавия, он заставлял юношу принимать участие в опричных расправах и разделять его образ жизни. Картины жестокости и кровопролития разрушающе действовали на психику царевича, который уже в молодые годы приходил в неистовое возбуждение от вида крови. По свидетельству Шлихтинга, «когда он проходит мимо трупов убитых или снятых с шеи голов, то являет дух, жаждущий еще большей кары, скрежещет зубами, наподобие собаки, ругается над трупами, поносит их, а также протыкает и бьет палкой всех их, укоряя убитых за неверность в отношении к его отцу, великому князю Московскому. А коль скоро насытит он глаза жестокостью, то в конце концов возвращается к отцу». Казни, которые для Грозного явились результатом его жизненных отношений, завершением целого периода становления его характера и которые порой вызывали в нем покаянные раздумья, для царевича Ивана были простой данностью, ничем не обусловленной и потому не подлежащей осмыслению и моральной оценке.
Кроме того, царь бесцеремонно вторгался в личную жизнь своего сына, женя и разводя его по собственному усмотрению. Царевич Иван был женат трижды: первым браком на Евдокии Сабуровой, вторым на Параскеве Соловой и третьим на Елене Шереметевой. Первая и вторая жены были по приказанию царя пострижены в монахини. В семейной жизни старшего сына Грозный учинил такой же бедлам, как и в своей собственной.
Разделяя жестокосердие и безнравственность отца, царевич Иван разделял вместе с тем и его литературные вкусы. Он был образован, начитан и сам пробовал свои силы в литературе. Им написано «Покаянное житие святого Антония Сийского», а также служба и похвальное ему слово. Служба предваряется словами: «Писано бысть сие многогрешным Иваном Русином, родом от племени Варяжска, колена Августова, кесаря Римского, в лето 7087». Как видно, царевич был не чужд как родословного высокомерия, так и иронической самоуничижительности своего отца.
В отношения Грозного с сыном роковым образом вмешивалась политика. Царевич Иван был окружен родственниками его матери, боярами Захарьиными, которые давно утратили доверие и расположение царя, но сохраняли влияние на его старшего сына. Грозный боялся, как бы Захарьины не впутали царевича в придворные распри. Эти подозрения зашли так далеко, что в 1570 году, во время приезда в Москву Магнуса, царь официально заявил о возможном лишении своего старшего сына прав на престол. Присутствовавший при этом датский посол сообщает, что Грозный обратился к Магнусу со следующей речью: «Любезный брат, ввиду доверия, питаемого ко мне вами и немецким народом, и преданности моей последнему (ибо сам я немецкого происхождения и саксонской крови), несмотря на то, что я имею двух сыновей — одного семнадцати, другого тринадцати лет, — ваша светлость, когда меня не станет, будет моим наследником и государем моей страны, и я так искореню и принижу моих неверных подданных, что попру их ногами». Из последних слов царя очевидно, что вся речь имела целью лишь напугать «неверных подданных», однако эти опрометчивые заявления, сделанные при боярах и послах, вызвали сильное раздражение у царевича и его окружения. Семнадцатилетний Иван уже обладал нравом не менее крутым, чем у его отца. Шлихтинг засвидетельствовал, что «между отцом и старшим сыном возникло величайшее разногласие и разрыв, и многие пользующиеся авторитетом знатные люди с благосклонностью относятся к отцу, а многие — к сыну…».
Хотя после этого царь уже больше никогда не ставил под сомнение права старшего царевича на престол, раздоры в царской семье возникали и позднее. Переговоры об отъезде царя в Англию только подливали масла в огонь. Доходило до того, что Грозный беспощадно избивал сына… В последние годы Ливонской войны отношения между отцом и сыном чрезвычайно обострились. Польские лазутчики доносили, что царь не может «полностью положиться на тех, кто его окружает: даже сыновья с отцом в несогласии». Болезнь Грозного в 1579 году вызвала у многих надежду на скорую кончину царя. Взоры бояр обратились к наследнику, и это не могло не вызвать у Грозного мучительных подозрений в его верности. Современники отмечали, что царевич Иван пользовался любовью в народе и земщине. По словам Горсея, царь имел причины «негодовать на царевича за его влияние и за слишком хорошее мнение о нем народа». Царевич ничем не заслужил подобной любви; основную роль здесь играли обычные ожидания людей на перемены к лучшему при смене власти.
В ноябре 1581 года противостояние отца и сына нашло свое трагическое разрешение. Об этом происшествии мы имеем противоречивые показания. Согласно ливонскому историку Гейденштейну, некоторым польским авторам и скупым сведениям русских летописей, вторжение армии Батория в московские земли вызвало новые разногласия в царской семье. Царевич Иван, исполненный «мужественной крепости», настаивал на оказании немедленной помощи Пскову всеми имеющимися силами и выражал желание самому возглавить полки — «люто на тех варваров дышал огнем своей ярости». В горячности он даже попрекнул царя трусостью; Грозный вскипел и нанес роковой удар. Однако вряд ли разногласия в военных вопросах могли послужить причиной для столь бурной вспышки ярости со стороны царя. Примерно за месяц до гибели царевича пленные русские сообщали полякам, что в Гдове ждут сына московского государя с большим войском, которое должно напасть на королевский лагерь под Псковом. Следовательно, подобные планы спокойно обсуждались в Москве задолго до смерти царевича и доходили до полков в виде уже существующих распоряжений. Чтобы поднять руку на сына, Грозному нужна была куда более глубокая, личная причина.
Поссевино излагает другую версию, записанную им по горячим следам, спустя месяца три после несчастья. Однажды Грозный застал жену сына, Елену Шереметеву, лежащей на скамье в одной исподней рубашке. Приличия того времени требовали, чтобы на женщине было надето три рубахи. Царь в гневе ударил свою невестку в щеку, а затем, распалившись, еще и прибил посохом. Царевич, вбежавший в комнату на шум, вступился за беременную жену.
«Ты без всякой причины отправил в монастырь моих первых жен, — бросил он в лицо отцу, — а теперь ты третью бьешь, чтобы погиб сын, которого она носит в чреве» (Елена и в самом деле в следующую ночь выкинула). В ответ на эти слова Грозный начал избивать