Всей этой индивидуальной морали меня научили книги, которые я читал дома, и книги, которые я изучал в Гарварде. Но почти не было учения о необходимости коллективных действий и о том факте, что в дополнение к индивидуальной ответственности, а не в качестве замены, существует коллективная ответственность.
Школа, которую я прошел, была с одной стороны подлинно демократической, но с другой – не слишком. Я возмужал, полностью проникнутый убеждением, что мужчину нужно уважать за то, каким он себя сделал. Но меня также, сознательно или бессознательно, учили, что в социальном и профессиональном плане в значительной степени весь долг человека заключается в том, чтобы сделать себя лучше, что он должен быть честным в отношениях с другими и старомодно милосердным к несчастным; но не его дело – объединяться с другими в попытке улучшить положение многих, сдерживая ненормальное и чрезмерное развитие индивидуализма у немногих.
Я не имею в виду, что эта концепция была какой-то плохой. Напротив, утверждение индивидуальной ответственности было, есть и всегда будет первостепенной необходимостью. Учение такого рода, которое я впитал как из своих учебников, так и из своего окружения, является здоровым противником сентиментальности, которая, самодовольно оправдывая человека за все его недостатки в конце концов безнадежно ослабили бы пружину моральной цели. Она также поддерживает ту мужественную энергию, недостаток которой у среднего человека никогда не сможет компенсировать даже самый совершенный закон или действие общества. Но такое учение в чистом виде, не сдерживаемое другими учениями, означает согласие с буйством беззаконного делового индивидуализма, который был бы столь же разрушительным для реальной цивилизации, как беззаконный военный индивидуализм Темных веков.
* * *
Когда я уже занимался политикой, однажды я произнес речь, которой дал название «Напряженная жизнь». Впоследствии я опубликовал сборник эссе с таким названием. Меня всегда особенно радовали два его перевода на другие языки. Один из них был сделан японским офицером, который хорошо знал английский и пронес эти эссе через всю маньчжурскую кампанию, а позже перевел для своих соотечественников. Другая была написана итальянской леди, чьему брату, офицеру итальянской армии, погибшему при исполнении служебных обязанностей в чужой стране, тоже очень понравилась эта статья, и он повсюду носил ее с собой. Переводя название, леди перевела его на итальянский как «Vigor di Vita». Я подумал, что этот перевод значительно улучшил оригинал, и пожалел, что сам не использовал такое название, которое точнее передавало смысл моей проповеди.
Итак, есть два вида успеха, или, скорее, два вида способностей, проявляющихся в достижении успеха. Во-первых, успех в больших или малых делах приходит к человеку, в котором есть природная сила делать то, что никто другой не может сделать, и что никакая тренировка, никакое упорство или сила воли не позволят обычному человеку сделать.
Этот успех, конечно, как и любой другой вид успеха, может быть как в очень большом масштабе, так и в малом. Человек может быть способен пробежать сто ярдов за девять и три пятых секунды, или сыграть десять отдельных партий в шахматы одновременно с завязанными глазами, или сложить пять столбцов фигур сразу без усилий, или написать «Оду греческой урне», или произнести Геттисбергскую речь, или показать способности Фредерика в Лейтене или Нельсона в Трафальгаре.
Никакая тренировка тела или ума не позволила бы любому добродетельному, но заурядному человеку совершить любой из этих подвигов. Конечно, чтобы совершить их требуются усердная учеба и тренировки, но достичь такого не может никто, кроме совершенно исключительного человека, в котором есть что-то, чего нет у заурядного большинства.
Это самый поразительный вид успеха, и он может быть достигнут только человеком, в котором есть качество, которое на порядки отличает его от своих собратьев. Но гораздо более распространенный тип успеха в любой сфере жизни и в любом виде усилий – это тот, который приходит к человеку, который отличается от своих собратьев не тем качеством, которым он обладает, а степенью развития, которую он придал этому качеству. Такого рода успех открыт для большого числа людей, если только они серьезно намерены его достичь.
Это тот вид успеха, который открыт для среднего человека с крепким телом и справедливым умом, у которого нет выдающихся умственных или физических качеств, но который получает как можно больше, работая над способностями, которыми он обладает. Это единственный вид успеха, который доступен большинству из нас. И все же некоторые из величайших успехов в истории были достигнуты этим вторым классом – когда я называю это вторым классом, я ни в малейшей степени не преуменьшаю его, я просто указываю, что он отличается по своему характеру от первого класса.
Для обычного человека, вероятно, более полезно изучать этот второй тип успеха. Из изучения первого он может почерпнуть вдохновение, он может получить подъем и высокий энтузиазм. Из изучения второго он может, если захочет, узнать, как самому добиться подобного успеха.
Вряд ли нужно говорить, что все успехи, которых я когда-либо добивался, были второго типа. Я никогда ничего не выигрывал без тяжелого труда и применения своих суждений, тщательного планирования и работы надолго вперед. Будучи довольно болезненным и неуклюжим мальчиком, я в молодости поначалу нервничал и не доверял собственной доблести. Мне приходилось мучительно и кропотливо тренироваться не только в том, что касается моего тела, но и в том, что касается моей души и силы воли.
В детстве я прочитал отрывок из одной из книг Марриэта, который всегда производил на меня впечатление. В этом отрывке капитан небольшого британского военного корабля объясняет герою, как приобрести бесстрашие. Он говорит, что поначалу почти каждый человек испытывает страх, когда начинает действовать, но курс, которому надо следовать, заключается в том, чтобы человек держал себя в руках, чтобы он мог действовать так, как будто он не испуган. Когда это продолжается достаточно долго, его поведение превращается из притворства в реальность, и человек