Наверняка, он знал, что она проснулась раньше, но не пытался вызвать на разговор, пока она сама не показала, что готова. Хотя, конечно, вряд ли ее переполошенное вскакивание можно считать таким показателем.
Чуть отстранилась, стараясь собраться с мыслями…
— Инди, глаза болят? — она почувствовала, как Канцлер дернулся за ней, как сжались его руки…
Но мужчина словно бы сам, собственной волей, осадил этот порыв. Как будто бы нечто в нем боролось со своими же порывами… Или не только его? Как будто бы нечто в нем боролось со своими же проявлениями… Она не могла до конца разобрать и понять, что внутри Ройса сейчас клубится. Но все больше ей чудилось какое-то «раздвоение» внутри этого мужчины. Что пугало не меньше всего остального, кстати.
А он все еще смотрел… Так внимательно и пристально, что она кожей ощущала его взгляд, настолько же тяжелый и темный, как все в этой комнате. Настолько же болезненный для нее, как и этот хриплый, низкий голос, пробивающий ее кожу, как тонкими острыми иглами.
О, Пресветлая! Как остальные выдерживают, когда он говорит?! Ощущают ли эту боль настолько же остро?! Так ли невыносимо им находиться поблизости от Канцлера? И настолько же невозможно отступить, отодвинуться?
Ей показалось, что в комнате стало еще темнее.
Какофония!
Она запуталась. В самой себе, в этом мужчине! Во тьме этой комнаты загубила всякое понимание, рациональность и здравомыслие.
— Больно… — выдохнула… Инди?.. имея в виду вовсе не глаза.
Но он воспринял это по-своему.
— Не открывай пока. Закрой, — коротко распорядился Канцлер тяжелым, встревоженным тоном. И протянул руку, опустив пальцы ей на глаза. Веки будто обожгло, заставив ее мучительно закусить губу. — Я помогу тебе ориентироваться. На шаг не отойду, не бойся. Марен посмотрит позже. Он твоего брата излечил. И тут разберемся, почему ты сама их восстановить не можешь. Не переживай, любимая…
Но она вывернулась из-под его ладони и чуть отстранилась, уперевшись рукой в матрас. И глаза тут же открыла.
Не потому что спорить собралась.
Пресветлая! Да ей рядом с ним периодами и дышать страшно было. Но… когда он ее касался, несмотря на довольно выраженные болезненные ощущения, было и кое-что еще. Что-то несоизмеримо большее… И она вся словно светилась: ее кожа на веках, щеки, руки… А он будто бы поглощал, впитывал это золотистое свечение своей кожей… В этом было нечто настолько завораживающее и волшебное, что она зачарованно любовалась, не в силах даже моргнуть. Сама робко коснулась его кожи…
Это золотистое свечение во тьме, мрачный огромный силуэт, общая нечеткость ее глаз… Все превращало происходящее в какое-то нереальное чарованье. Как мираж или дымка, игра теней с ее больными глазами.
— Я свечусь? — растерянно выдохнула Инди, все сильнее напрягая глаза, которые уже слезились. — Или это мне кажется? Привиделось?
Канцлер… Нет, как будто бы кто-то теплый и открытый, безумно счастливый…Ройс(?..) в нем, как ей показалось, словно бы Инди уже чуть-чуть смогла различить те две разные, ощущаемые ею сущности внутри мужчины, улыбнулся. Так тепло, с такой любовью и горячим ликованием, плеснувшим в его груди, луной отразившимся в ней, что Инди сама расплылась в улыбке, ощущая невыразимое блаженство, которого еще не знала… Или напрочь забыла. Его радость растекалось по ее языку невыразимой сладостью и собственным беспричинным счастьем, заставляя тянуться к этому мужчине.
— Так всегда было, когда мы рядом… Ты вспомнишь, Инди, клянусь! — тихий шепот, хоть он и пытался смягчить, убавить острую резкость, резанул по нервам Инди, заставив тонко застонать, разрушая трепетное волшебство этого теплого притяжения.
Она сжала виски пальцами, все-таки зажмурившись. Всхлипнула.
— Почему так больно, когда Вы… Ты говоришь? — она не знала, как ей к нему обращаться. — Когда касаешься…
Эта боль лишала способности сосредоточиться, обдумать. Но было странным соблюдать хоть какой-то этикет в темной комнате. Да и если они действительно женаты… Хотя сама мысль об этом ее пока дезориентировала, откровенно говоря. Как, собственно, и все остальное, происходящее с момента, когда она уронила поднос с грязной посудой.
И все же почему-то ей не казалось, что они вели себя чинно и церемонно. Ничего в отношении самого Ройса к ней не наталкивало на подобные мысли.
Сейчас же он скривился так, словно сглотнул горечь. Будто это она ему боль своими словами причинила. Инди не увидела, ощутила в темноте его гримасу.
— Прости… — звуки упали едва ощутимо. Он одними губами те прошептал. — Я… Поверь, меньше всего хочу этого с тобой. Но… есть то, что изменилось во мне, Инди. Нечто, что я совершил, потеряв надежду увидеть тебя вновь…
Даже когда он вот так шептал, у нее мороз шел по спине от его голоса, и будто бы что-то невыносимо тяжело начинало давить на плечи. Откровенно говоря, Инди понятия не имела, что именно должно было «измениться», чтобы чей-то голос оказывал подобное влияние.
Но в этот момент все стало еще хуже: заметив, наверное, что она все еще сдавливает виски ладонями, Ройс потянулся к ней. Так ей показалось. И, обхватив плечи Инди одной рукой, второй накрыл ее щеку, стараясь понять, что ей причиняет боль…
А ее от этого словно в землю впечатало! На части растягивать, разрывать душу начало: тепло и золотистое свечение, пробивающееся под стиснутые веки, его безумно нежное, почти невесомое касание, словно боготворящее Инди… и нарастающее жжение от этого прикосновения!
С каждым мгновением усиливающаяся боль, словно бы эти самые пальцы ей под кожу пробраться пытаются. Вдавливаются, проникают… Или нечто, струящееся из них, из сущности Ройса. То, иное… Темное и мрачное, пугающее ее до ледяного кома в животе, делающее дыхание рваным и тяжелым. Заставляющее вспомнить, как именно он, простым щелчком пальцев и пристальным взглядом, заставлял кричать заговорщиков, посмевших посягнуть на герцогский дом (на нее и ее семью, выходит?)… Как бежала по их лицам кровь из глаз и ушей…
Инди понимала причины казни, хоть метод и вызвал страх. Но на то и рассчитывали Канцлер с Герцогом, наверное. Им надо было внушить трепет и повиновение, неминуемость наступления кары.
Но, Пресветлая! От этого ей не становилось понятней собственная реакция сейчас!
А Ройс тем временем, похоже, не заметив, что с ней творится, мягко растирая, прошелся ладонью по ее вискам, все крепче прижимая Инди к себе. Она ощущала его горячее дыхание на своих губах, хоть и