И, будто ощутив это, мужчина чуть приподнял Инди, вновь устроив на себе. Тесно, жарко, сильно обнял. Невыразимо собственнически. Жадно даже. Его отрывистые, короткие вдохи оглушали, дразня горячим дыханием, шевеля ее волосы за ушами.
Инди явственно слышала, как быстрее и чаще начинает биться его сердце, гулко отдаваясь и в ее груди.
Но и боль никуда не уходила, скорее исподволь нарастала…
— Инди!.. — голос мужчины утратил ту осторожность, которую он так старался ранее придать.
Стал низким, хриплым, полным потребности в ней, интенсивным до дрожи в ее ногах.
Сам его вибрирующий звук заставил ее застонать от этой непонятной какофонии боли и обжигающей нужды в нем, в его прикосновениях, в еще более тесном контакте…
— Ройс… — она хотела его остановить.
Спросить об этом жаре, о том, почему у нее такое чувство, словно бы все ее внутренности медленно и методично накручивают на чей-то кулак.
Но он иначе истолковал этот тихий болезненный стон, похоже.
Пронзительное мгновение зависшей тишины, когда его пальцы еще плотнее и алчно сжали ее спину, обхватили шею, погрузились в волосы.
Общий вздох…
— Моя! — тьма будто рухнула на нее, впечатав в простыни. — Демоны! Как же я нуждался в тебе все это время! — не разжимая рук, он перекатился в кровати, в которой они находились.
Накрыл ее собой, навалился, окончательно отрезав от всего иного мира, кроме этой тьмы и себя самого.
Между ними как пламенем полыхнуло. Только темным, поглощающим тот свет и сияние, которое она и через веки улавливала; испепеляющим, а не согревающим; прожигающим до самых костей, до болезненного ойка, слетевшего с ее губ!
Это рождало внутри Инди какое-то отчаянное непонимание, испуг и дрожь.
Да и вообще, Инди вдруг показалось, что мужчина, с которым она только что пыталась говорить, исчез, а на его месте, полностью завладев Канцлером, сейчас властвовал некто совершенно иной. Настолько сильный и могущественный, настолько неистовый, неподвластный ни разуму, ни словам, ни ее слабому сопротивлению…Человек ли?..
Его рот прижался к ее губам, жадно и властно, реально обжигая, словно ставил клеймо! Будто выпивал саму ее суть, тянул жизненную силу или пытался нечто подобное сделать. Его руки завладели ее телом, скользя и жадно стягивая с плеч ткань нижней рубашки. Платье, похоже, с нее сняли еще раньше… И алчные, твердые пальцы сейчас добрались до кожи Инди сквозь треск ткани и рвущиеся нити.
Он был сверху.
Он был вокруг.
Он был везде!.. Душа этим довлением над нею!
Его губы, неумолимые и твердые настолько же, как и его руки, прикусывали и втягивали ее губы, будто бы, и правда, он пытался компенсировать все те месяцы, что не имел доступа к ней. Тяжелое дыхание оглушало Инди, окутывая острым, почти грозовым привкусом, словно бы молнии и тучи сгущались над ними в комнате. А в груди мужчины, вдавливающего в нее свое огромное тело, она ощущала вибрацию отголосков грома…
Или это гроза снаружи? Так зима же идет… Не оставалось времени и сил думать о чем-то, кроме него.
Тело, весом в тонну, по ее ощущениям, как массивная каменная глыба, впечатывало ее в матрас. Как-то слишком глубинно и откровенно напирало на нее своим возбуждением, подавляя буйной энергией страсти и чисто мужской жажды, стремящейся, казалось, проникнуть внутрь тела Инди ранее самого мужского члена, который она бедрами ощущала. Толчки его бедер, трущихся об нее через остатки рубашки…
И ей уже было больно! Мучительно. Почти невыносимо! Не там, не в развилке ног, не от его попыток явно стать еще ближе, чего и ей, кажется, недавно хотелось. Да и сейчас еще горело отголосками его жажды в груди.
По-иному болело — везде: в груди, плечах, на щеках и животе, перекрывая другие порывы. Заставляя пытаться вывернуться, оттолкнуть, чего Ройс будто и не замечал. Словно обезумел!
Инди задыхалась, чувствуя, как жжет каждое его касание. Ей было страшно из-за невозможности выбраться, достучаться до него, и тяжело. Она упиралась в каменные, напряженные плечи своими ладонями, которые, казалось, ошпарило кипятком…
Пресветлая! Она не помнила, когда ей было бы настолько мучительно больно?! Почему?! Если ее, при этом всем, все же неистово тянуло к нему, даже сквозь эту боль…
— Ройс!… — глухо простонала Инди ему в рот. — Ройс, стой! — ее губы пылали, но мужчина не услышал.
А ей был нужен перерыв. Жизненно необходим!
— Больно! Мне очень больно!…— не особо рассчитывая на то, что докричится, все-таки отчаянно застонала она, пытаясь отвернуться. Чувствуя, как по щекам струятся испуганные слезы, выдающие ее полное непонимание и беспомощность.
Мгновение казалось, что ничего не изменилось. Но потом… Он застыл всем телом. Замер. И на комнату словно упал полог безмолвия. Только грудь продолжала вздыматься от тяжелых вздохов, и шумное, почему-то теперь холодное, мужское дыхание врывалось ей в рот, холодя пылающие губы Инди.
А потом Ройс как-то мгновенно, не успела она и оком моргнуть, скатился с нее. Кажется, даже с кровати спрыгнул одним движением, стремясь оказаться как можно дальше… Вызвав у нее новый приступ ужаса, что Инди останется одна в этой темноте, в полном непонимании происходящего… Без него.
— Ройс!.. — уже с другой паникой и страхом в голосе, она вскочила на колени, позабыв про разодранную рубашку. Начала слепо ворошить разоренную постель, в попытках его обнаружить. — Ройс…
Холодные, аж ледяные теперь, но настолько же твердые и жесткие мужские пальцы накрыли ее руку, останавливая хаотичное и суматошное метание Инди по кровати. Осторожно, едва ощутимо.
— Я здесь, — казалось, он старается говорить едва-едва на грани слышимого звука. — И я сожалею о том, что испугал тебя, любимая. Мне нет прощения. Даже моя тоска и жажда — не оправдание…
— Я не понимаю! — застонала она, зажмурившись, прервав его. — Ничего не помню! — голос сорвался, предав Инди. Горло свело судорогой. А кожа все еще горела, словно обожженная. — Почему мне так больно от твоих прикосновений?! Как ожоги… — со всей этой растерянностью спросила Инди, рухнув в кровати и обхватив колени руками, но не отпуская его пальцы. — Меня же тянет… невыносимо тянет к тебе. Но эта боль… Так было и ранее?
Все