Вот тебе, грязная свинья, вон отсюда!
*
Эй, слуги, ко мне, сюда, есть там хоть кто-нибудь?! Ко мне, слуги, ко мне! Уберите осколки, зеркало разбилось!
Искушение святого апостола Петра
Была весна и был последний час Господень, час искушения Петра, апостола Его, когда раздался голос:
— Ты слышишь меня, Петр? Эй, Петр, да слышишь ли ты меня? Внимай, Петр, гласу моему. Спросят тебя прямо, вопросом точным, прямо к тебе обращенным: был ли ты вместе с Иисусом из Назарета, с этим подстрекателем, с неприятелем властей предержащих и порядка, с тем, кто не мир, но меч пришел возвестить, так был ты с ним, Петр? Что ты тогда ответишь, подумай хорошенько, ибо это час высших испытаний. Был ты с Иисусом Назаретянином, был ты учеником его, помощником в неправедных начинаниях его?..
Что ты говоришь? Скажешь, что был. Так стало быть, не отречешься от Господа своего, помазанника и Сына Божия, не предашь учителя в час смертный? Так будь же славен, Петр, слава верности твоей и мужеству души твоей, что ты на муки жестокие обрекаешь тело свое, что жизни в жуткой скорби позволишь лишить себя, себя и жену свою, слава верности твоей, Петр!
Что ты там бормочешь? Ну конечно, ты ведь наверняка знаешь свой конец. Из ближайшего будущего до тебя уже доносится хруст костей твоих, которые будут пробиты гвоздями, пронзающими под ударами молота длани твои. Ты уже предчувствуешь, как одна за другой будут рваться мышцы на руках и на шее, уже чуешь на губах соленую влагу собственной крови, когда из лопнувших легких она хлынет в горло. Еще бы, ты ведь уже ощущаешь, как грудь твою спирает болезненная духота, как ты тщетно пытаешься, точно рыба, выброшенная на берег, уловить ртом хотя бы глоток воздуха и как схлопываются от разрыва раздутые легкие. А железо в суставах ног? Ты ведь чувствуешь его, Петр? И как пот, обильный пот, смешанный с кровью, заливает тебе глаза? А кожу, «выделанную» палками солдат и восторженной толпы? А колени, перебитые прутом, и лицо, порезанное ножом? Вот только гомона зевак ты не услышишь с креста, даже не почувствуешь брошенных в тебя и достигших цели камней. А что, наш народ любит массовые утехи, любит посоревноваться в меткости крепкой руки и острого глаза, особенно по легкой, неподвижной цели. Долго ли, спрашиваешь? Да не так чтобы слишком: всего лишь от рассвета до заката. Всего лишь до заката.
Спрашиваешь, что будет с твоей женой? Как будто сам не знаешь, что бывает с женщинами, попавшими в руки пьяной солдатни? Тогда к чему лишние слова?
Но самое главное, что ты, Петр, не отречешься от Господа своего!
Ты спрашиваешь, что станет с Церковью Господней, когда Сын Божий уйдет, а ты последуешь за Ним? Что станет, что станет... Тяжелое время настанет. Кто поведет малых мира сего, кто их убережет от путей неверных, от возвращения к идолопоклонству, кто будет ловить новые души для Новой Истины? Чтобы на почве, на которой до той поры только тернии и волчцы произрастали, обильная лоза дала пышный цвет и сладкий плод, для этого нужны работники многие числом, усердие, превышающее силы человеческие, жертвенность необычайная, старательность, доселе невиданная. Спрашиваешь, кто взвалит на себя сей груз великий? Что тебе ответить на это? Тяжелое время настанет, тяжелое...
Прежде чем мир узнает Спасителя и за своего примет, кто может знать, что случится? Ибо сказано, что обетование Господне твердо, Сам ведь сказал, что не одолеют врата ада Царства Его?24 Говорил, говорил, вот только велел внимательными быть, чтобы брошенное в землю зерно ростки пустило, а без заботы работника, сказал Он, попадет семя в песок и умрет в нем25. Он в твои руки, Петр, вложил мотыгу и кувшин, чтобы ты заботился о посевах, не дал им погибнуть.
И после этого ты, Петр, еще спрашиваешь, что тебе делать? Спроси у совести своей, посоветуйся с духом Господа своего, которому верность хранишь и верным останешься до Страшного суда. Что тебе делать? Ты ведь решил, что никакая мука, никакая боль не поколеблет верности твоей. И это, заметь, Петр, решено раз и навсегда, твердо решено. А теперь тебе следует о своем подумать: как пламя верности, что в тебе горит, как его так удержать, чтобы было от него как можно больше тепла и света, чтобы оно как можно больше душ сладким своим теплом обогрело? Ты, Петр, не спрашиваешь больше, оставаться ли тебе верным Господу своему, потому что это решено твердо, даже если бы ад пошел на тебя приступом, не смог бы тебя поколебать. Ты ведь спрашиваешь, какое из слов лучше остальных отразит твою верность, не так ли?
Какое? Церковь Божия! Церковь Божия... Ибо управил тебя Господь стать кормчим святой ладьи на время бури и время штиля, на время войны и время мира, на время славы и время поражений, на время сева и время жатвы, и когда уста прильнут к чаше с медом и когда придется испить желчи. Ты держишь руль, ты, помазанный законом Господним.
А теперь думай, думай крепко, трезво, с отвагою мужа единственного, кто был избран из всех живущих на земле. Ты выпускаешь руль из рук, дабы броситься в омут вслед за тем, о котором ты знаешь, что он уже утонул и что никакие силы не вынесут его обратно из пучины. Ты ведь знаешь об этом, не так ли? Ведь Он сам тебе об этом сказал? Так было в Писании сказано, так Божьи пророки предсказывали, да и сам Господь так сказал. Дабы исполнилась судьба человека, дабы искуплен был ужасный грех детей Адамовых, пошел Он одинокий в последний путь, Господь твой, и тебе доверил паству свою. Пойдешь ли ты за Ним, растеряв овец Его, только лишь ради того, чтобы в последнюю минуту вместе с Ним оказаться и не иметь возможности спасти Его? О, сколь малодушна такая отвага, сколь неверна такая верность и жалка жертва, сколь легковесен жест преданности.
Но в