И в другую светелку повел ее Кощей, крепче локоток сжимал, ниже к ушку наклонялся.
– А здесь у меня богатырки сил набирались, – зашептал он ей на ухо, так щекотно и боязно и в то же время приятно, так бы стояла и слушала, что он шепчет. – Каждая смерть мою искала, каждая на равных сразиться желала. Хочешь тут жить? На железе есть, в лучшие кольчуги рядиться?
Покачала головой Василиса. Страшно ей до того сделалось, что вцепилась она в руку Кощея да лицо на груди его спрятала. Во сне и не такое случается!
– Нет, Кощей, – помотала она головой, – не хочу. И меч я не подниму, да ты и дурного мне ничего не сделал, чтобы смерти твоей желать.
Приобнял Кощей ее за плечи – ох уж эти сны в костяных хоромах! – да и повел дальше.
– А тут у меня колдуньи останавливаются. Приходят за своим, уходят с чужим. Платья на любой вкус выбирают, украшения волшебные носят, едят с чего хотят, ходят где вздумается. Хочешь тут жить?
Вздохнула Василиса. Это же какой Кощей хозяин хлебосольный: всех он в дом пускает! Девицы как к себе домой к нему шастают, а все потому, что хозяйки в доме нет. Была бы хозяйка, хоть богатырка, хоть колдунья, хоть царевна, а ворота бы кому попало не отворялись!
– Я не колдунья, – призналась она со вздохом. – Вот мачеха моя точно ведьма. А я обычная. Мне бы платье простое чистое да постелить на лавке в клети. Мне и хватит.
Развернул ее к себе Кощей, обеими руками за запястья ухватил больно да к себе притянул. Прямо в глаза смотрит, не отрывается, и Василиса сама как мышка замерла, пошевелиться боится.
– А глаза у тебя колдовские, Василиса, – наклонился Кощей так близко, что шептал прямо в губы, и вовсе от него никакой падалью не пахло! – Не мог я ошибиться. Сердцем чую.
«Сейчас поцелует!» – Василиса даже дышать перестала и зажмурилась поскорее. А когда снова распахнула глаза, то поняла, что лежит на лавке, недалеко от печи. И надето на ней платье точь-в-точь ее собственное, только чистое и поновее, да еще цвет другой. А так даже вышивки по вороту такие же – Василиса на ощупь определила. И куколка рядом у изголовья сидит. И нет никакого Кощея поблизости.
– Я, что же, за столом уснула? – пробормотала Василиса, снова закрывая глаза и поудобнее устраивая голову на руке. – Приснится же такое! И это еще я после каши, что после разносолов и квасов хмельных приснилось бы, даже подумать стыдно!
Не ответил ей незримый помощник, словно и не было его, и Василиса уснула и проспала без снов до самого рассвета.
А едва посветлело небо, как за воротами раздалось ржание. Вскочила Василиса, выглянула во двор и успела вовремя, чтобы увидеть, как всадник белый на белом коне пересекает двор и исчезает в предрассветном тумане.
Утром двор выглядел словно иначе. Не пугали ни черепа на частоколе, ни лес мрачный за ним. Василиса и колодец нашла. Сама умылась, платье пригладила да воды в дом принесла. Уж пусть скатерть-самобранка что угодно приготовить могла, да только колодезная вода – особенная. Так за делами и не заметила, когда Кощей спустился, только и почувствовала на себе его взгляд, чуть ведро с водой не уронила.
Глава 4
– Василиса, рано встаешь да сразу за хлопоты, – голос Кощея был мягким, а вот лицо хмурым. И поди пойми, что ему не так. Разве что голодный спать лег или, наоборот, разносолов и квасу хмельного накушался, и сейчас голова болит. Василиса от такой беды почитала пуще прочего воду холодную, вот и кивнула на ведро.
– Налить испить воды колодезной? – со всем почтением спросила, а Кощей ну точно не с той ноги встал: скривился весь, даже паутинки-трещинки словно шире стали и ниже по щекам спустились.
– Отравить хочешь, Василиса? – полюбопытствовал только мрачно.
Василиса ведро поставила и руками всплеснула.
– Да зачем мне тебя травить, Кощей, ты же бессмертный! Хочешь, сама первая попью?
На скатерти-самобранке уже и ковш с резной ручкой появился, точно лебедушка из дерева вырезанная, глаз не отвести. Хотела Василиса зачерпнуть из ведра да сама выпить, но Кощей ее одним движением руки остановил.
– Поднеси, – не попросил – приказал словно! Снова Василиса потянулась к ковшу, но качнул головой Кощей, на ведро указал.
Василиса и спорить не стала. Откуда ей ведать, какие порядки у царей? Может, им, как обычному люду, ковши и не положены. Поднесла ведро полное. Кощей его взял легко, будто чарочку, и начал пить. Пил, пока досуха не осушил, и куда только поместилось?
– Хороша водица, – хрипло произнес он. – Я уж и забыл, как она хороша. Сразу сил прибавилось.
Василиса же только голову ниже опустила. Сил прибавилось! А ну как мысли будет видеть как на ладони! Узнает, что за сны ей снились, – так стыда не оберешься.
– Благодарю, Василиса, ловко просьбу мою выполнила. И сама приготовила, своими руками воду из колодца принесла, без скатерти-самобранки, и по сердцу мне это пришлось. – Вот теперь Василиса голову подняла да в глаза разноцветные взглянула. Неужто сейчас угольков ярких отвесит и домой отправит? И хочется Василисе скорее наказ мачехи выполнить, и домой торопиться не следует. Ну как батюшка не приехал еще?
– А теперь за службу берись, Василиса, – словно подслушал ее мысли Кощей. – Первая твоя служба будет такой: найди в себе то, что сама о себе не знаешь. Вечером вернусь – спрошу.
– В себе? – повторила Василиса испуганно. Да как же так! Это только первое задание, а уже такое сложное!
Но Кощей уже надел тяжелые перчатки и во двор вышел. Василиса за ним выскочила. Ворота стояли распахнуты, кости лошадиные так и лежали, как их царь навий оставил.
– А… – начала было Василиса, но спросить ничего не успела. С карканьем вороньим поднялся оборвавшийся вопрос, и из чащи на поляну выбралась девушка. Василиса ее не знала, не иначе как из другой деревни приблудилась.
Увидела та девушка Кощея и едва чувств не лишилась. Глаза выпучила, рот то откроет, то закроет, и не звука. То на него, то на черепа смотрит. А потом закричала, да так громко, что Василиса уши ладонями закрыла.
Девушка же от страха и вовсе на землю шлепнулась и отползти пыталась, а кричать и Кощея