То ли его слишком разморило после душа, то ли присутствие Матери высасывало силы, но он едва держался на ногах и не спешил в детскую. Женя шатался на месте, прикрыв глаза, словно пьяный. Собирался с духом, готовился идти, но, должно быть, слишком затянул с этим. Нетерпеливые ладони взъерошили его волосы полотенцем, запаковали мальчика в банный халат и подхватили. Женя обнял Мать и пристроил голову на её плече. Щека легла на короткий мягкий ворс.
Приятно укачивало. Женя представил, что находится в дальнем поезде, и тот трогается со станции. Разгоняется…
– Чу-чух, чу-чух… чу-чух, чу-чух… – лепетал Женя, пока не зевнул и, кажется, задремал.
Пришёл в себя он уже в спальне, на краю кровати. В родительской спальне и на краю родительской кровати.
Осматриваясь, Женя невольно заметил: что-то изменилось со вчерашнего вечера. Пахло свежевыстиранным бельём. Не хватало едва заметных деталей: вещей, безделушек, одежды, – которые не имели отношения к Матери.
В комнате не хватало всего Папиного…
Ковёр вернулся на своё место, словно никто его вчера и не выносил.
«Приснилось, что ли?..» – Женя поднял взгляд на Мать, ища ответ в её глазах.
– Ты знаешь, что произошло, и со временем поймёшь, почему нельзя было иначе.
Мать полулежала рядом. От прежней измотанности и грязи не осталось и следа. Женя почувствовал себя маленьким и слабым, нуждающимся в защите, и подполз к Матери. Мать придвинулась навстречу.
– Скоро ты станешь слишком большим, чтобы носить тебя на руках, – Мать погладила Женю по щеке. – Может быть, мы поменяемся местами.
– Но ты тоже ещё вырастешь, правда?
Мать не ответила, лишь зарылась носом в Женины волосы. Её дыхание щекотало кожу.
– Мммм…
– Мама, почему ты всегда такая холодная? – Женя сжал пальцы Матери в своих ладошках. Мать подняла голову и прижала Женю к себе, попутно мягко высвобождаясь.
– Разве я тебе не рассказывала?
– Что рассказывала, мамуль?
– Что я играла со Смертью. Много играла. Иногда проигрывала, и от этого мои ладони стали холодными. Зато ты пока тёплый. Очень тёплый.
Мать обхватила Женину голову.
– Такие чистые и ясные, – прошептала Мать, вглядываясь в глаза сына. Её собственные влажно блестели. – Такие мягкие, кучерявые, светлые волосы. Ты так похож на него… мой мальчик.
Голос Матери дрогнул. Женя невольно зажмурился и вжал голову в плечи, когда в веки шумно пахнуло горячим дыханием; так дышала сестра, перед тем как заплакать. К щекочущему воздуху добавились губы и касания шершавого языка. Щёки, лоб, уголки губ – не было на Женином лице места, которое Мать не увенчала поцелуем. Жене стоило больших усилий не мотать головой, не всхлипывать от странного чувства, будто происходит что-то неправильное, когда Мать принялась за мочки его ушей.
«Если маме от этого легче». От волнения Женя теребил кончик пояса своего халата.
Дыхание Матери участилось, она гладила с нажимом. Поцелуи перерастали в подобие укусов. В издаваемых звуках, в грубых и порывистых движениях крепло что-то первобытное, звериное. Кровожадное.
– Мам… ну хватит…
Холодные пальцы впились Жене в плечи, забрались ему под халат. От боли, холода и какой-то новой, неясной обиды захотелось плакать, и Женя всхлипнул.
– Мама, мне больно!
Мать прошипела, зажмурившись. Её рот скривился в хищном оскале, будто пасть волчицы, готовящейся растерзать добычу. С испугу Жене почудилось, что Мать зарычала.
– Пожалуйста, мама!
Мать открыла глаза. Если глаза – зеркало души, то в этих зеркалах мерцало ядовитое пламя одержимости. И растерянность.
– Ра-а-ах!
Мать оттолкнула от себя Женю … или оттолкнулась от него сама. В тот миг они оба дрожали, но по-разному. Жертва дрожала от страха, охотника трясло от возбуждения.
– Я… прости, – выдохнула Мать. Её ноздри раздувались подобно кузнечным мехам. – Ты очень… похож на отца.
В глазах у Жени защипало: он с трудом сдерживал слёзы.
– Мамочка, я тебя очень люблю! Только, пожалуйста, не ешь меня!
За стеной затопали. И Женя, и Мать замерли как по команде. Прислушались. Кто-то поднялся по лестнице на второй этаж и теперь шёл по коридору. Не один, их было несколько. Шагали вразнобой. Широкие и размеренные шаги: топ-топ, топ-топ – перемежались с прыгучими: топ! топ! топ! топ! – будто играли в классики. Чуть поодаль мягко семенили, часто и тихо, будто ниндзя подкрадывался.
Мать облегчённо выдохнула: она уже знала, кого увидит в дверях. Женя тоже догадывался, и через несколько секунд его догадка подтвердилась.
На стене выросла длинная корявая тень, затем из-за рамы выступила сплющенная енотья морда. Ещё секунда – и на пол шлёпнулась вторая, такая же, но с растущей из неё худой голенью, похожей на обглоданную куриную ногу. Женя не видел енотов живьём, и расцветка тапочек тёти Алисы его забавляла и пугала одновременно.
«Это ведь не настоящие зверушки, правда?»
Тётя Алиса шла без спешки, следя за дорогой из-за раскрытой книги. Лицо почти полностью скрывалось за обложкой, а уши и длинную шею прятали распущенные волосы. Тощая, в серой футболке с принтом головастого инопланетянина, в клетчатых мини-шортах и тапочках-енотах, тётя Алиса казалась скорее старшей сестрой, нежели тётей. Ещё Женя находил её похожей на одомашненную кикимору. Вика возражала: «Нет, на русалку!»
– Прыг-прыг-прыг!
Вика скакала следом. Она и в самом деле играла в классики по пути в спальню.
Поравнявшись с дверным проёмом, Вика запнулась, словно на мгновение потеряла равновесие. С секунду она простояла, точно окаменевшая, а затем медленно повернула голову. Не Женя с Матерью интересовали Вику: она смотрела на изножье кровати, на ковёр, и видела что-то, чего Женя увидеть не мог. Викины зрачки сузились, словно ворс был не ворсом, а экраном, на который вывели фильм ужасов.
– Тебя что-то беспокоит?
Вика встрепенулась, словно очнувшись от транса, и перевела взгляд на Мать.
«Улыбка мамы обращает врагов в бегство».
– Я… нет…
«Будь у меня такие щёчки, – подумал Женя, разглядывая сестру, – я бы не удивился, что мама хочет меня съесть».
Из-за стены показалась кошачья морда: рыжая, пушистая и наглая. Ултар, любимец тёти Алисы и большой друг Вики, тоже заинтересовался ковром. Его реакция заинтересовала Женю не меньше сестринской: он облизнулся.
Вика вздрогнула: на её плечо легла костлявая ладонь. Тётя Алиса ждала. Вика колебалась; её взгляд метался от ковра к Матери, от Матери – к коту.
– Мяу, – подсказал Ултар и подкрепил совет личным примером, просеменив дальше.
– Всё в порядке, дитя, – произнесла Мать, пристально глядя в глаза дочери. – Ковёр испачкался, его нужно почистить. Иди к себе.
– Ковёр испачкался?..
– Иди к себе.
– Н-но…
– Ви! «Земля» вызывает Вику!
Костлявая ладонь всё ещё лежала на Викином плече, что не мешало