Честно, я благодарна за всех друзей, которых приобрела после переезда сюда, но сейчас…
Сейчас я бы хотела, чтобы они все убрались к чёрту.
— Всё в порядке, — отвечаю я, надеясь, что прозвучало убедительно. — Просто немного болит голова.
Я отхожу от лестницы, захожу на кухню и встаю у раковины с пустым стаканом в руке. Открываю кран, наполняю его водой.
— Не думаю, что у тебя всё в порядке, — раздаётся голос Эйслин. Она стоит в дверном проёме — очевидно, поднялась за мной.
Значит, выглядело неубедительно. Отлично.
— Просто голова болит, Эйс, — решительно заявляю я, потому что если сказать это достаточно раз, то, возможно, это станет правдой.
— Правда? Это должно быть нечто большее, если ты ушла с одного из своих любимых мероприятий.
И она, увы, права.
Я делаю большой глоток воды, которую даже не хотела, а потом пытаюсь выдавить ещё одну бессмысленную улыбку.
— Себастиан и я — это конец, — легко говорю я, хотя сами слова причиняют мне боль. Хотя вслух это произносить хочется разрыдаться. — Я сказала ему, что люблю его, а он сказал, что не может делать вид, будто это что-то незначительное. Так что… вот и всё.
Эйслин хмурится.
— Подожди, что? Ты сказала ему, что любишь его? С каких пор?
— С тех пор, как он впервые меня поцеловал, наверное, — признаюсь. — И, пожалуйста, не надо жалости и «я же говорила». Я не могла ничего с этим поделать, и это, очевидно, катастрофа, так что лучше просто забыть, что это вообще случилось.
Эйслин скрещивает руки на груди и смотрит на меня строго.
— Я бы никогда не сказала «я же говорила», и ты это знаешь. И жалеть тебя тоже не собиралась. А любовь… её не выбирают. Иногда она просто случается. В самый неподходящий момент и с самым неподходящим человеком.
Я сглатываю и ставлю стакан на столешницу.
— Я бы никогда не выбрала его. Я бы выбрала… ну, кого угодно другого.
— Но ты всё же сказала ему.
— Глупый поступок.
Эйслин качает головой.
— Нет. Смелый. Если он не может с этим справиться, значит, он того не стоит.
В горле ком размером с Шотландию, и ничего не помогает.
— Скажи это моему тупому сердцу, — выдыхаю я.
Эйслин тихо вздыхает, а потом, прежде чем я успеваю её остановить, обходит стойку и заключает меня в крепкие объятия. Я сначала сопротивляюсь, а потом расслабляюсь, позволяя ей обнять меня, позволяя согревающему, женскому, дружескому теплу укрепить меня.
— Мой бывший приехал прошлой ночью, — внезапно вырывается у меня. — Увидел рекламу фестиваля и решил приехать, чтобы меня увидеть. Сказал, что любит меня и хочет всё вернуть.
Эйслин мягко выпускает меня из объятий, а потом начинает самое британское из всех возможных дел — заваривает чай для экстренной поддержки.
— Это не то, чего ты хочешь?
Я пока не готова рассказать ей всё о Джаспере. Но расскажу.
— Нет. — Я приваливаюсь к стойке, чувствуя себя чуть лучше. — Он был… не лучшим человеком, когда мы были вместе. Но он говорит, что работал над собой.
— Хм, — бормочет Эйслин, ставя чайник. — Один из этих.
Я вздыхаю.
— Раньше я думала, что знаю, что такое любовь. А потом он появился… и я поняла, что это не его я любила. Я любила Себастиана.
Эйслин достаёт заварочный чайник, находит чайные листья.
— И Себастиан был… как обычно, бесчувственным идиотом?
— Я сказала ему, что люблю его, а он сказал, что я не могу. Что он лишь разочарует меня. Что нам лучше не быть вместе.
— Ох, — Эйслин качает головой, пока чайник закипает и автоматически выключается. — Он действительно самый тупой мужчина на свете.
— Он не тупой, — говорю я, хотя не знаю, зачем его защищаю. — Он просто не любит меня.
Эйслин замирает с чайником в руках. Оборачивается. Смотрит на меня так, будто я сказала самое глупое в мире.
— Ты шутишь? Этот мужчина влюблён в тебя с того самого момента, как ты сюда приехала.
По телу пробегает разряд.
— Что? С чего ты так решила?
— Это же очевидно. Каждый раз, когда ты в комнате, он не может отвести от тебя глаз. — Она заливает кипяток в заварник. — Будто ты единственное, что он замечает. Все это видят, поверь мне.
Я не знаю, что сказать.
— Но… он был зол, когда я призналась ему.
— Конечно, он был зол. Он — эмоционально неразвитый мужчина, который не умеет справляться со своими чувствами. А ты же знаешь, какие бывают мужчины. Ну, некоторые мужчины. Когда у них проблема, которую они не могут решить, они злятся. Особенно если эта проблема касается их эмоций.
Я вспоминаю выражение лица Себастиана прошлой ночью. Напряжение в каждом его жесте. Гнев в его голубых глазах. И то, как он жёстко, почти со злостью сказал:
«Я не тот, кем ты меня видишь».
«Почему, чёрт возьми, ты влюбилась в меня?»
— Не знаю, Эйс, — говорю я. — Я перечислила ему все причины, по которым считаю его замечательным, а он… он просто разозлился. Думаю, он не видит себя так, как вижу его я.
— Да, возможно. — Эйслин ставит чайник на подставку. — Он, наверное, услышал в твоих словах не похвалу, а кучу ожиданий, которые не сможет оправдать.
— Это не ожидания, — возражаю я. — Он уже оправдал их. Он уже такой. Ему не нужно стараться быть им.
— А он это понимает?
— Не знаю. Он не дал мне объяснить. Он просто ушёл.
— Хм… — Эйслин надевает грелку на чайник. — Ты не пошла за ним?
Я медленно качаю головой.
Она хмурится.
— Почему?
Сложно ответить, но я заставляю себя сказать вслух:
— Потому что я не думала, что это что-то изменит. Он уже принял решение.
— Как и ты.
Я вздрагиваю.
— Что?
— Ты тоже приняла решение — отпустить его. — Она открывает холодильник, достаёт молоко.
— Я не… — начинаю я, но она перебивает:
— Не так ли? Ты позволила ему уйти. Даже не попыталась сражаться.
— Всё, что мы делали с тех пор, как встретились, — это спорили, — говорю я, потому что это правда. — Я не хочу больше с ним ссориться.
Она пристально смотрит на меня.
— Странно. Ты зацепляешься за мелочи и споришь с ним из-за всякой ерунды, а вот когда действительно важное, когда это действительно имеет значение, ты сдаёшься почти сразу.
Я чувствую, как будто нож воткнули в бок.
— Это не так, — говорю я, хотя понимаю, что она права.
— Разве нет? — Эйслин смотрит на меня с укоризной. — Ты так злилась, когда он не включил тебя в фестиваль, и ты боролась, чтобы Портабл Мэджик поучаствовал. Ты не принимала его отказ, даже когда он сказал «нет». А как только он сказал «нет» твоим словам о любви, ты позволила ему уйти.
Я сглатываю, горло сжимается. Она права, и я это знаю.
— Я не думала, что это что-то изменит, — говорю я, едва сдерживая эмоции. — Он был так категоричен и так… зол, что я подумала, что борьба не поможет.
— Ты уверена? — Эйслин встала передо мной, её зелёные глаза прямые и настойчивые. Она не отпустит меня так легко. — Или просто у тебя не хватило смелости?
Это больно. Очень больно. Но она не знает о Джаспере и о том, что он со мной сделал, так что это не её вина. И да, она, наверное, права.
Она замечает выражение на моём лице и вздыхает.
— Прости, Кейт, я не хотела. Но насколько это для тебя важно? Насколько он важен для тебя? Ты боишься, я это понимаю. Быть влюблённой — страшно. Но если он стоит того, чтобы за него бороться, тогда тебе нужно бороться.
Мои глаза вдруг становятся сухими, а в груди что-то сжимается. И она права. Я хочу бороться за него. Я хочу бороться за нас, за то, что мы могли бы иметь, но я боюсь, что этого не хватит.
— Я бы сражалась, — говорю я. — Но я не хочу бороться одна. Он тоже должен бороться, а я не уверена, что он готов.
Эйслин некоторое время молчит. Потом она берёт чайник.
— Ладно, — говорит она. — Давай выпьем чаю и обсудим, как заставить Себастиана Блэквуда взять меч и пойти в бой.
Глава 28