Я находился в тени террасы с Гленном Барнуэзером. Он то и дело качал головой и повторял: «Какой ужас, какой ужас!» — а потом наливал себе очередную порцию крепкого бурбона.
— Все у него было, ему бы жить да жить! — произнес я.
— Боже, видели бы вы его домик на Гавайях! Теперь, как я понимаю, он принадлежит Улке. Знаете, почему ей так погано, что это произошло именно сейчас? Вчера перед сном я решил немного прогуляться — если б я сразу лег спать, меня бы просто вырвало. А ночью звуки так разносятся! Они вчера ночью как раз и ругались. Прямо-таки орали друг на друга. Слов я не разобрал. Долго это длилось. И, по-моему, не она эту ссору начала. Может, это вообще была их первая ссора. Мне так показалось, что Вэнс был виноват. Возможно, он тоже так считал. Мужчина женат всего два месяца и вдруг проводит всю ночь за покером, когда дома в постели его ждет такая штучка. Вы ж понимаете, ему необходимо было быть на высоте.
— За покером?
— Ну да, в городе, в клубе, в прошлую среду. Такие партии в покер на всю ночь — дело обычное, раз в месяц их проводят. Он просадил около двух тысяч. Кое-что и мне перепало. Я бы, может, и больше урвал, но под конец он отыгрался.
Когда бережно выстраиваешь какую-то схему, и все детали подогнаны как нельзя лучше, и вдруг кто-то вышибает фундамент из-под всей конструкции, приходишь в бешенство. Хочется просто вцепиться в свое сооружение, чтобы не дать ему развалиться.
— Он играл всю ночь? — спросил я, всматриваясь в это большое, красное и серьезное лицо, тщетно пытаясь отыскать в нем малейшее свидетельство лжи или неискренности.
На мгновение лицо Гленна озарила похотливая ухмылка:
— Уж рассвело, когда мы закончили, Макги. Понятно, что это удивит кого угодно, стоит только взглянуть на его шведскую женушку. Может, бедняге Вэнсу просто нужна была передышка. Нелегко ему, видно, с ней приходилось.
Моя башня, такая замечательная, рухнула. Вот к чему могут привести ошибочные предположения, особенно когда недолюбливаешь человека, против которого копаешь. Фрагмент их ссоры слышал ведь и я, — возможно, речь тогда тоже шла о той ночи в среду. Может, он спрашивал ее, куда она уезжала в ту ночь. А она стала дразнить его своими мексиканскими дружками.
— А Улка ту ночь тоже провела в городе? — поинтересовался я у Гленна.
— Она собиралась, но это не то, о чем вы подумали. На какой-то концерт, Джоан их обожает. Сначала коктейли, потом ужин и концерт. Я-то стараюсь пропускать их при всяком удобном случае. Вроде все уже было решено, но вдруг Улка отказалась, и Джоан отправилась одна.
— Может, Улка позже куда-то поехала? Они брали напрокат машину?
— Я одолжил им «корветгу», которую покупал для Джо. Но для нее она слишком велика, Джо ее боится. Вэнс интересовался, нельзя ли ее купить. Тогда они могли бы на ней поехать в Сан — Франциско, а оставшуюся часть багажа отправить на судне. Я-то был согласен, но мы не успели обо всем договориться. Она ж новая совсем, всего-то пробежала около полутора тысяч миль. И Джо ее боится. Становится рассеянной, жмет на газ, ну и… боится, в общем.
— В ту ночь, в среду, это был единственный раз, когда они оказались порознь?
— Да, он ходил как приклеенный к ней.
— А много они на этой машине ездили?
— Да нет, мы им и так скучать не давали. Но к чему все это?
Я пожал плечами:
— Да так, ни к чему. Пустая болтовня. — Поговорив еще о разной ерунде, он приготовил себе очередной бурбон и направился в дом. Я тоже прошел по тропинке к домику для гостей. «Корветга» стояла под навесом, с откинутым верхом. Взглянув на спидометр, я медленно направился к основному дому, весь во власти размышлений. Я не мог рассказать Гленну, что у меня на уме. Однако рассыпавшиеся кусочки моей теории неожиданно снова обрели смысл, и теперь я пытался заново отстроить всю конструкцию, только уже с новым именем. Мотив — вот в чем была проблема. Невероятная догадка словно пригвоздила меня к месту. Оставшийся путь до дома дался мне с большим трудом. Увидев в холле Дэну, я прошептал ей:
— Дорогая, никого не впускай вон в ту спальню. Под любым предлогом, можешь сочинять что угодно.
— Ты так странно выглядишь, мой хороший.
— Я и чувствую себя странно.
— Скажи мне — что случилось?
— Скажу, когда буду знать наверняка.
Войдя в спальню Джоан, я плотно прикрыл за собой дверь. Это была длинная комната. Портьеры опущены, хотя едва перевалило за полдень. Улка раскинулась в желтом кресле, колени ее были укутаны пушистым желтым одеялом. Опущенные вниз глаза покраснели. Она была совершенно неподвижна в своем джинсовом, обтягивающем фигуру костюме. В кондиционируемом воздухе носился еле уловимый залах конюшни. Совершенно безучастно она наблюдала, как я, ни слова не говоря, подтянул пуфик поближе к креслу и уселся прямо напротив нее. Улка держалась столь уверенно, что мне пришлось напомнить себе, что она, в конце концов, всего лишь восемнадцатилетняя девчонка и даже в округлости ее щечек осталось что-то неуловимо детское.
Молчание — полезный ход, но, судя по всему, на нее оно не оказало ни малейшего влияния.
— Ну что ж, Улли, — произнес я.
— Я никогда никому не позволю так меня называть, никогда в жизни!
— Это так сентиментально, Улли. Так трогательно. Мне кажется, ты вообще очень трогательная девушка. И очень добрая. Ты не хотела огорчать своего папу, ведь правда? А те фотографии, на которых Айвз запечатлел твоего будущего мужа, расстроили бы профессора. И он воспротивился бы вашей свадьбе. А ты ведь послушная дочка. Айвз был очень жадным парнем. Он знал, как сильно Вэнс жаждет заполучить тебя, и, должно быть, потребовал огромную сумму. Конечно, со стороны Айвза было неразумно шантажировать своего недавнего клиента этими снимками, поскольку Вэнс был знаком с ним. Скорей всего Айвз решил, что Вэнс неспособен на насилие.
Сдвинув брови, она покачала своей хорошенькой головкой.
— Айвз? Снимки? Шантаж? С какой стати вы вообще заявились сюда с этим идиотским разговором?