Вместо ответа он вынул из нагрудного кармана рубиновый «Знак Первопроходца». Она бережно взяла изящно сделанную вещицу и стала с интересом рассматривать ее. Постепенно ироническая улыбка на ее лице сменилась выражением растерянности.
— Но разве вы…
— Разве я еще жив? Вы это хотели спросить? Как видите. Или вы думаете, что я снова разыгрываю вас?
— Нет, нет! — быстро сказала она, глядя на Бренна так, словно хотела о чем-то вспомнить и не могла.
Бренн поднялся из-за столика, и они пошли к выходу.
— Как вас зовут? — спросил он, когда они оказались на полузакрытой террасе, опоясывающей здание пансионата.
— Нина, — ответила она, и Бренн вздрогнул и почувствовал, как опять заколотилось сердце. Наверное, он изменился в лице, потому что девушка тревожно спросила:
— Вам нехорошо?
— Ничего страшного, — успокоил он ее, справляясь с волнением. — Просто плохо спал ночью.
Но это было лишь отговоркой, на самом же деле Бренн чувствовал себя если не на грани безумия, то на грани сильнейшего эмоционального срыва. Второй раз за день его психика подвергалась обвальному стрессовому воздействию, и только отличная физическая форма, которую постоянно поддерживал Бренн, спасала его. Выдержать два таких потрясения — сначала встретить живую Нину, а теперь узнать, что совпадает не только образ, но и имя!
— Вы плохо спали? — спросила Нина. — Представьте, я тоже. Все время видела какие-то сны, из которых ничего не помню. Помню только, что во сне меня мучило ожидание.
— Ожидание чего?
— Не знаю. Просто тяготилась каким-то предчувствием. Я даже проснулась. Вообразите: ночь, я одна, и так ноет и болит сердце…
«…ночь, я одна, и так ноет и болит сердце…» — Бренн был готов поклясться, что слышал эти слова. Вот только от кого и когда?
На улице, в мягком свете уже загоревшихся ночных фонарей, стояли друзья Нины.
— Вам надо идти? — спросил Бренн.
— Мы собирались сходить на дискотеку. Но я передумала.
Нина вышла из-за колонны и сделала знак друзьям, давая понять, что ее планы переменились и она остается. Затем повернулась к Бренну:
— Приглашаю вас погулять. Сегодня будет чудный вечер — слышите, как звенят цикады?
3
Сиреневые июльские сумерки были душными, и Бренн с Ниной, не сговариваясь, пошли к реке. До берега пробирались узкой тропинкой, вьющейся под сводами еще более душного леса, и, когда вышли, Нина не смогла удержать восторженного возгласа при виде открывшейся им картины. И Бренн, обычно невозмутимый в самых разнообразных жизненных коллизиях, сейчас полностью разделял восторг своей спутницы.
Речная долина, доверху наполненная медлительной темной водой, лишь отчасти заслуживала своего названия; скорее это было ледниковое ложе, по которому, невидимо для глаз, полз самый настоящий ледник и над которым, отражаясь в его тусклом, словно старом-старом зеркале, горели и переливались бесчисленные звезды. Был один из тех редких летних вечеров, когда безоблачное небо как бы исторгает из своей таинственной глубины не менее таинственные светила, и когда человек с изумлением и радостным страхом осознает бесконечность мира и бездонность пространства.
На берегу кое-где стояли скамейки, и Бренн с Ниной сели на одну из них.
Состояние природы как нельзя лучше располагало к молчанию, они чувствовали это и не торопились начать разговор. Проходили минуты за минутами, звездная карта над их головами медленно описывала свой гигантский круг-цикл, и Бренн наметанным взглядом астролетчика по ориентирам, известным только ему, машинально отмечал все детали этого вращения. Его очень интересовало, о чем думает сейчас Нина, и он уже решил спросить ее об этом, но она опередила его.
— Вы когда родились, Крис? Можно, я буду называть вас так? Бренн — это слишком официально.
— Конечно, можно, — ответил Бренн. — А родился я едва ли не за сто лет до вас.
— Я не это имела в виду. Меня интересует месяц, в котором вы родились.
— В сентябре.
— В начале или в конце?
— В начале.
— Тогда вы — Дева! — засмеялась Нина. — Правда, немного смешно, когда мужчина — и вдруг Дева? А где это созвездие на небе?
— Сейчас его не очень хорошо видно, Дева созвездие весеннее, но постараемся отыскать. Большую Медведицу видите?
— Да.
— А теперь от конца ее ручки мысленно ведите линию вниз. Вон до той оранжевой звезды. Это Арктур, альфа Волопаса. От него ведите линию дальше. Стоп! Видите синенькую звездочку над горизонтом?
— Вижу. Малюсенькая такая?
— Абсолютно точно, хотя эта ваша малюсенькая в семь раз больше Солнца. Это — Спинка, главная звезда Девы.
— И вы были там?
— Конечно, нет, — улыбнулся Бренн. — До Спинки слишком далеко. Со световой скоростью туда можно добраться за сто шестьдесят лет. Мы летали гораздо ближе, всего лишь к альфе Центавра.
— А эта звезда где?
— В здешних широтах ее не видно. Вот если б мы были южнее тридцатого градуса.
— А куда вы летали во второй раз? Вы же участвовали в обеих звездных экспедициях.
— О-о, ту звездочку можно рассмотреть лишь в телескоп. У меня с ней связаны не самые лучшие воспоминания.
— Это тогда погиб ваш командир?
— Да. А вы, оказывается, в курсе всех дел. Честно говоря, не ожидал.
— Я читала отчеты о ваших экспедициях, хотя и сама не знаю зачем. Меня словно кто-то подталкивал к этому. А почему погиб ваш командир?
— Мы попали в зону какого-то неизвестного излучения, и все, кто находился в командном посту, потеряли сознание. Все, кроме командира. Он громадным усилием воли переборол действие излучения и принял меры к спасению корабля. И лишь потом умер.
— Но как же спаслись вы?
— Нас вернули к жизни те из членов экипажа, которые в момент катастрофы находились в анабиозе. В те несколько секунд, когда командир противостоял излучению, он успел послать сигнал пробуждения в анабиозные капсулы.
— Невозможно поверить во все это.
— Во что?
— В то, что вы, сидящий сейчас на берегу земной реки, были чуть ли не в другом времени, около звезд!
— Я и сам иногда вспоминаю свои полеты как сон. Но, как говорится, из песни слова не выкинешь — они были.
В разговоре наступила пауза, а в мире произошли очередные изменения. Мироздание на глазах принимало иной облик; сиреневые краски, преобладавшие до той поры, сменились темными, даже черными, что придало окружающему уже не романтический, но мрачно-торжественный вид. Казалось, Бренн и Нина очутились на представлении вагнеровского сюжета, где декорации почти неотличимы от натуры. Не хватало лишь музыкального сопровождения, сверхнизких октав увертюры, и тогда эффект присутствия на спектакле был бы полным.
— А вы верите в магию звезд, Крис? — неожиданно спросила Нина.
— Как вам сказать? — замялся Бренн. —