– Так это просто сделать, – хмыкнула Алина. – Просто полетай день-другой, вся эссенция на это и уйдёт.
– Нет, это не самый лучший вариант, – усмехнулась Лена. – Если у тебя есть ненужная, но очень ценная вещь, ты же её не выбрасываешь, а меняешь на что-нибудь полезное, верно? Вот и я хочу избавиться от этой эссенции с пользой, а не просто так пустить её на ветер.
Глава 4
Я окинул грустным взглядом роскошно отделанный коридор – в одиночестве вся эта роскошь меня совершенно не радовала. И ведь это, по сути, всего лишь начало путешествия, а что же будет в конце? Наверное, совсем озверею. «Всё-таки надо было лететь вместе, – в очередной раз подумал я. – Открыли бы этот самый модный дом чуть позже, ничего бы не случилось». Немного покрутил эту мысль в голове и со вздохом двинулся к неприметной двери в конце коридора.
За дверью открылся маленький тамбур, а за ним – узкая винтовая лестница из какого-то упругого пластика. С виду этот пластик выглядел почти как металл, и его легко можно было бы с металлом перепутать, если бы лестница не находилась в постоянном движении – изгибалась, снова выпрямлялась, скручивалась, как пружина, и тут же раскручивалась обратно. Здесь сразу становилось понятно, что спокойствие пассажирской гондолы совершенно искусственное, а на самом деле воздушный океан сейчас изрядно штормит.
Я кое-как преодолел лестницу, цепляясь за ледяные перила, которые постоянно норовили вырваться из рук, и, наконец, достиг второго тамбура. В основной гондоле качка тоже была заметной, но по крайней мере, здесь пол не пытался выскочить из-под ног и убежать куда-то в сторону. Несколько коротких коридоров, ещё пара лесенок, и я, наконец, оказался в главном коридоре, по которому и двинулся в сторону рубки, изредка прижимаясь к стене, чтобы пропустить матросов, пробегающих мимо с озабоченным видом. Судя по моему опыту, если работник напускает на себя очень озабоченный вид, то это обычно означает, что он сачкует, но возможно, у воздушников всё иначе.
В рубке горел неяркий свет. Рулевой у штурвала напряжённо вглядывался в несущуюся за стеклом снежную круговерть, а капитан склонился над картой, расстеленной на большом столе, и что-то усердно вычерчивал там циркулем.
– Здравствуйте, капитан, – поздоровался я.
– Здравствуйте, господин, – он отложил свой циркуль и выпрямился. – Как раз хотел вам звонить, чтобы уточнить маршрут. Я правильно понял, что сейчас мы летим в Вену?
– Нет, маршрут немного изменился, – покачал головой я. – Сначала летим в… – здесь я вспомнил, что мы не одни, и запнулся, – …к тому маленькому причалу в лесу, где мы уже бывали раньше…
Капитан мельком глянул на рулевого, который явно прислушивался к нашему разговору, и понимающе кивнул. Не думаю, что рулевой шпионит, но матросам ни к чему знать вещи, которые их прямо не касаются. Я всегда твёрдо верил в то, что лишние знания человека счастливым не сделают, а вот несчастным вполне могут.
– … а оттуда сразу вылетим в Трир, – закончил я. – Ну а уже потом, наверное, в Вену.
– Я понял, господин, – ответил капитан. – Немедленно начну прокладывать новый курс.
– Уже освоились с новым дирижаблем, почтенный? – полюбопытствовал я. – Какие впечатления?
– Великолепное судно, – с восторгом отозвался тот. – Ему даже шторм не страшен, идёт плавно, вообще без качки.
Как раз в этот момент дирижабль особенно сильно мотнуло. Я ухватился за поручень и с иронией посмотрел на капитана. Он правильно понял мой взгляд, но совершенно не смутился.
– Да разве это качка? – пренебрежительно махнул он рукой. – Вот на курьерах, там да, качка. В такую погоду на «Бодрой чайке» только на ногах и получалось стоять, сидеть было невозможно. Тебя сначала подбрасывало вверх, а потом табуретка тебя догоняла и больно била по… в общем, ударяла. А здесь так, всего лишь слегка потряхивает. А скорость! Не удивлюсь, если мы и «Бодрую чайку» смогли бы догнать. А дальность!
Он покрутил головой за явным отсутствием подходящих эпитетов.
– Знаете, господин, – доверительно сказал он, – я даже отказался от аренды своей квартиры и окончательно переселился на корабль. Оказалось, что капитанская каюта и больше, и комфортнее.
– Насколько я понимаю, – с некоторым удивлением заметил я, – ваше жалованье сейчас позволяет снять вполне достойную квартиру. Или даже купить – семейство охотно даёт такие займы ключевым сотрудникам.
– Жалованье позволяет, спасибо, господин, – согласился он. – Но зачем мне квартира в городе, если я всё равно постоянно на борту? К тому же здесь не надо питаться полуфабрикатами, наш кок прекрасно готовит.
– Ну, пожалуй, резонно, – согласился я.
– Кстати, господин, – в голосе его появились просительные нотки. – Раз в два года в Штутгарте проходит выставка достижений воздухоплавания. Они прислали нам приглашение участвовать в этом году. Что вы на это скажете?
– Ничего не скажу, – пожал я плечами. – Пусть решает моя жена.
– А вы не можете решить?
Он посмотрел на меня с надеждой – Ленка его почему-то немного нервировала. Не знаю почему – наверное, он чувствовал её, мягко говоря, неоднозначное отношение к его любимой «Бодрой чайке». Но как это для него ни печально, те времена, когда он был сам по себе и мог лавировать между разными начальниками, прошли безвозвратно. Да и вообще пора ему привыкать общаться с владелицей судна напрямую.
– В принципе, могу, – согласился я, – но не буду. У этого дирижабля есть хозяйка, и я не собираюсь без крайней необходимости распоряжаться её имуществом.
Капитан слегка скис – ну, не всё коту масленица. Ладно, хватит болтаться без дела и мешать работать занятым людям, тем более у меня самого есть назревшее, хоть и невероятно занудное занятие. Давно пора начинать изучать дворянские семьи империи – если раньше как-то удавалось обходиться без этого, то сейчас я достаточно глубоко влез в имперские дела, и нужно хоть как-то ориентироваться, кто есть кто в этой банке с пауками.
– Ну что же, капитан, если у вас нет ко мне вопросов, то не буду вам больше мешать, – доброжелательно сказал я. – Примерно за час до прилёта позвоните мне.
– Будет исполнено, господин, – ответил капитан.
Я благосклонно кивнул ему и отбыл обратно в роскошные, но пустынные апартаменты.
У Скорцезе меня ждали. Как и в прошлые разы, меня встретил молчаливый провожатый, вместе с которым мы дошли до того же самого охотничьего домика. Охотничьего, полагаю, только по названию – никаких ружей я там ни разу не приметил, а вот бар там имелся, и достаточно впечатляющий. Ну а чем ещё утолять жажду высокопоставленному церковному иерарху? Не газировкой же, в самом деле.
– Здравствуйте, ваше высокопреосвященство, – поклонился я кардиналу, который сидел у камина в светской одежде с бокалом вина в руке.
– Здравствуйте, барон, – улыбнулся мне Скорцезе, как доброму знакомому. – Как долетели? Ветер нынче порядком разыгрался.
– Да? Я не заметил никакого ветра. Хорошо долетел, спасибо, ваше высокопреосвященство.
– Ах да – ваш новый дирижабль. Его довольно живо обсуждают в свете. Газеты наперебой гадают, в какую сумму он вам обошёлся.
– Не мой, ваше высокопреосвященство, а моей жены. По договору с изготовителем я не имею права разглашать цену, скажу только, что она весьма и весьма нескромная. Я, конечно, немного балую свою жену, но кого же ещё мне баловать? Детей у нас пока нет.
– И в самом деле, – засмеялся он. – Баловать самого себя слишком уж скучно. Рад, что путешествие вас не затруднило, но всё же полагаю, барон, вы отправились в такую даль и в такую погоду не только для того, чтобы повидать своего доброго друга Алонзо Скорцезе?
– Я был бы счастлив, если бы у меня была возможность навещать вас просто так, ваше высокопреосвященство, – (в этом месте Скорцезе хмыкнул и посмотрел на меня с интересом – и в самом деле, немного двусмысленно вышло), – но увы, приходится донимать вас новыми заботами.
– Что поделать, – с приличествующей грустью отозвался кардинал, – в том ведь и состоит наше предназначение, чтобы без устали трудиться в земной юдоли во славу Господа.
– Именно так, ваше высокопреосвященство, – горячо поддержал его я, не став портить момент неудобным напоминанием, что я, вообще-то, не христианин, и славить Господа вовсе не намерен. – И раз уж у нас зашёл разговор о трудах, хотелось бы немного поговорить о наших усилиях по обеспечению алхимией нуждающихся.
– Давайте поговорим, – согласился Скорцезе.
– Время у нас настаёт непростое, ваше высокопреосвященство, – заговорил