– Мы выразим нашу безусловную солидарность жертвам неспровоцированной агрессии, – торжественно сказал я.
– Только солидарность? – остро посмотрел он на меня. – Никакой военной помощи?
– Мы готовы обсудить с вами этот вопрос в любое время, ваше высокопреосвященство, – улыбнулся ему я. – Чтобы уточнить, кто именно является агрессором, а кто жертвой агрессии.
Кардинал мгновенно уловил намёк на новую сделку, с досадой покрутил головой и встал, будучи явно не в духе для продолжения разговора.
– Благодарю за уделённое время, ваше высокопреосвященство, – я тоже встал и поклонился.
⁂
– Всё-таки достроили, – хмыкнул Клаус, аккуратно складывая «Мюнхнер рундшау», доставленную утренней почтой. – Надо бы поздравить Оттона.
– О чём ты, милый? – рассеянно спросила Лада, изящным движением украшая джемом хрустящий тост.
– Собор Всех Святых в Мюнхене. Оттон начал строить его лет тридцать назад, и денег туда ушло, как в бездонную яму. Там сменилось, наверное, с десяток подрядчиков, и каждый последующий воровал больше предыдущего. Он посадил в тюрьму кучу народа, трёх даже повесил, но ничего не помогло – как воровали, так и продолжали воровать. Последнее время Оттон об этом соборе даже слышать ничего не хотел, у него от этого сразу давление поднималось.
– Что ж тут удивительного? – заметила Лада. – Воруют все одинаково, что христиане, что язычники, особенно на стройке. Тем более, пока собор не освящён, бога там нет, а значит, воровать можно смело.
– Такая юная и такая циничная, – с ноткой осуждения заметил Клаус.
– Немного знаю жизнь, – слегка виновато ответила она.
– Что, приходилось сталкиваться? – с улыбкой спросил он.
– Меня один раз обокрали, вытащили кошелёк в лавке, – смущённо призналась Лада. – Вообще-то, я должна была сразу заметить, что ко мне в сумочку лезут, но я там сильно отвлеклась, и вору удалось его вытащить. Никому этого раньше не рассказывала, просто стыдно было. У Владеющей вытащили кошелёк – надо мной все знакомые смеялись бы, наверное.
– А дальше что было? – заинтересовался рассказом Клаус.
– Да ничего особенного, – пожала плечами Лада. – Забрала кошелёк обратно и переломала вору все пальцы на руках, вот и всё.
– И у тебя не было потом неприятностей со стражей?
– Стражники там почти сразу появились. Стояли и смотрели, как я вору пальцы ломаю. Ещё и комментировали.
– И они не стали вмешиваться? – с недоумением переспросил Клаус, от удивления забыв про чашку кофе в руке, из которой он только что собрался отхлебнуть.
– А зачем бы они стали вмешиваться? – удивилась в ответ Лада. – Вор был пойман на месте преступления, чему имелось несколько свидетелей. Я могла бы просто сдать его страже, но решила наказать его сама. Наказывала дворянка, наказание было соразмерным – с чего бы они стали за него заступаться?
– Но я же изучал ваши законы, и совершенно точно помню, что по закону ты не имела права расправиться с преступником сама!
– Да, по закону не могла, – согласно кивнула Лада. – Мы все равны перед законом, но некоторые чуть-чуть равнее, если ты понимаешь, о чём я. И не говори мне, что в империи это не так, и что герцог Оттон или, скажем, ты, так же равны перед законом, как и какой-нибудь булочник Фриц.
– Не совсем равны, – неохотно согласился Клаус.
– Вот и у нас дворяне больше руководствуются традициями, чем законами. Если дворянин оказывается жертвой преступления, то он может сам наказать преступника, при условии, что наказание будет соразмерным. Но степень соразмерности тоже сильно различается для разных личностей. Например, если вора просто убить на месте, то Кеннера Арди слегка пожурят, у Лады фон Абенсберг будут серьёзные неприятности, а для Лады Дороховой дело может кончиться и тюрьмой.
– И как определить эту степень соразмерности? – в замешательстве спросил Клаус.
– Не могу объяснить, милый, её надо просто чувствовать, – развела руками Лада. – Для тебя она довольно велика, но я всё же посоветовала бы тебе всегда идти законным путём. По крайней мере, до тех пор, пока ты сам не начнёшь эту степень ощущать.
– Это хороший совет, дорогая, – кивнул он. – Но довольно об этом. Как ты себя чувствуешь?
– Как может чувствовать себя человек, которого на постоянной основе наблюдает Милослава Арди? – пожала она плечами. – Разумеется, я чувствую себя превосходно. Но мне всё-таки немного жаль, что она запретила поединки – я так надеялась, что буду рожать уже Старшей.
– Глупости, милая, – мягко сказал Клаус. – Мы оба прекрасно знаем, что на самом деле ты уже Старшая. Формальная аттестация ничего не значит ни для меня, ни для ребёнка, так что не бери это в голову. Ты уже думала над именем?
– Не думала и не собираюсь думать, – твёрдо ответила Лада. – Имя сыну должен давать отец, тем более имя наследнику. Я даже не собираюсь лезть к тебе со своим мнением.
Клаус нежно взял её за руку и растроганно поцеловал пальчики. Семейную идиллию прервало мягкое позвякивание аппарата из слоновой кости на телефонном столике, и Клаус бережно отпустил руку жены.
– Клаус, старина, как поживаешь? – послышался из трубки бодрый голос герцога Баварского.
– Оттон? – немного удивился Клаус. – Здравствуй, дружище! Неожиданный звонок, но я рад тебя слышать. Только что прочитал в газете, что тебя можно поздравить с окончанием эпопеи с мюнхенским собором.
– Ох, хоть ты его не упоминай, – с досадой сказал Оттон. – Поверишь ли, лет пять назад я уже всерьёз подумывал просто взорвать его и забыть о нём навсегда. Если бы не епископ Рупрехт, то даже не знаю, может быть, и в самом деле взорвал бы. Но хватит о неприятном – как ты там поживаешь? Не скучаешь по Германии?
– Скучаю, конечно, – засмеялся Клаус. – Особенно поначалу было тяжело. Но сейчас уже начинаю понемногу привыкать, и ты знаешь, мне здесь всё больше нравится. К тому же есть ещё один очень важный момент: кем я был там, и кем я стал здесь.
– Я всегда считал, что с тобой обошлись несправедливо, друг, – мягко сказал Оттон. – И я рад, что ты нашёл способ хоть как-то эту несправедливость исправить. Так значит, у тебя всё хорошо?
– Не то слово, Оттон, не то слово. Я счастлив. А главное, у меня есть любимая жена, а к лету появится и маленький Клаус.
– Ах, вот как! – с удивлённой интонацией протянул герцог. – Ну, поздравлять раньше времени всё же не положено, скажу только, что я за тебя искренне рад. А вот ответь мне, Клаус: Милослава Арди действительно может то, что ей приписывают?
– Думаю, что она может даже больше, – уверенно ответил фон Абенсберг. – Я просто не представляю, чего она не смогла бы. Лично я уверен, что она может всё.
– Даже так, – задумчиво сказал Оттон. – Я, собственно, вот что хотел спросить: жена Кеннера Арди приглашала нас в гости, и мы действительно собираемся приехать на недельку всей семьёй, с дочками. Будет ли это выглядеть нормальным? Всё-таки герцог в гости к барону… что ни говори, а разница в положении существенная. Как это будет воспринято, и не будет ли в этом урона для репутации?
– Пусть этот вопрос тебя не волнует, это будет выглядеть совершенно уместным, – уверенно ответил Клаус. – И вообще, не воспринимай Кеннера Арди как просто какого-то барона. Положение этого семейства в княжестве очень высокое, и визит герцога империи вовсе не будет выглядеть как посещение нижестоящего. Скажу тебе больше: они вполне могли бы и императора принимать, и это никого не удивило бы.
– Ха-ха-ха, – рассмеялся герцог, – ты прямо угадал мой следующий вопрос. Мария тоже хочет приехать на аукцион, и Дитрих попросил меня без лишней огласки уточнить положение семьи Арди. Ну что же, я скажу племяннику, чтобы смело отпускал жёнушку.
– Так вы все на аукцион приезжаете? – догадался Клаус.
– Не только, но да, Альма тоже хочет прикупить себе какую-нибудь безделушку, – в голосе герцога отчётливо прозвучала досада.
– Тогда развязывай кошелёк, друг, – сочувственно сказал фон Абенсберг. – Арди ничего не продают дёшево.
– А ты не мог бы как-нибудь организовать продажу подешевле? – с надеждой спросил Оттон.
– Это не в моих силах, Оттон, – извиняющимся тоном ответил Клаус. – Я далеко не самый главный акционер в этой