разложения жертвы нарастало с каждым шагом, и когда я заползла внутрь
двери, мне пришлось дышать через рот, чтобы не задохнуться.
Металлические прутья были покрыты запекшейся кровью и остатками
человеческой плоти, поэтому я подползла к противоположной стороне от
того места, где лежал мертвец, надеясь, что там почище. Железная решетка
захлопнулась за моей спиной, отдаваясь эхом в теле. Замок щелкнул, и
солдат на дереве начал поднимать меня наверх. Моя тюрьма раскачивалась
взад и вперед с каждым рывком цепи, и я ухватилась за твердые ржавые
металлические прутья, которые впивались в мое худое тельце. Испуганные
глаза солдата перебегали с моего лица на багровое пятно на руке, которое
отныне будет открыто. Я больше не могла это скрывать.
— Завтра будет суд. — Голос лорда Питта перекрыл голоса остальных. –
До тех пор она останется здесь. Иначе… — Его голос звенел в воздухе и было
понятно — он убьет любого, кто бросит ему вызов, включая Беннета, Олдрика
или любого, кого они пошлют.
Клетка поднялась намного выше людей, почти до самой верхушки
дерева. Я была на пугающей высоте. Солнечный свет пробивался сквозь
новую поросль листьев и попадал в клетку. По крайней мере, я могла быть
благодарна, что нахожусь не на самом солнцепеке, и не испекусь и не умру
от жажды. Хотя, возможно, такая смерть лучше, чем сгореть заживо.
Когда моя тюрьма перестала подниматься, я схватилась за прутья и
попыталась унять дрожь в руках. Я не могла удержаться, чтобы не поискать
глазами Беннета сзади толпы. Его высокий, гордый рост и широкие плечи
всегда были легко узнаваемы. Он был окружен солдатами, которые
сопровождали нас из Мейдстоуна. Полдюжины из них, включая Олдрика, хватали его за руки, ноги и тело, пытаясь удержать на месте. Лицо напряжено
и превратилось в маску гнева и отчаяния. Мои глаза встретились с его
глазами. Мучительная тоска в них погубила меня. Даже если он все еще
любил меня как друга, даже если он не верил, что я ведьма, я видела его
реакцию на мой изъян, и это причиняло мне неизлечимую боль. Столько лет
я пряталась за перчатками, картинами и книгами. Возможно, я вела себя
эксцентрично для того, чтобы держать людей на расстоянии. Но я делала это, чтобы мне не пришлось беспокоиться об их реакции. Теперь, когда я
пережила отказ от человека, который стал мне дорог, я поняла, что это было
больнее, чем я могла себе представить, даже хуже, чем холодность моего
отца. Все мое тело пульсировало от боли. Он должен будет сам убить меня, если пламя не сделает это.
— Я найду способ спасти тебя! — Закричал он, вырываясь из рук
державших его людей.
Я отрицательно покачала головой. Какой же дурой я была! Мне
следовало тщательнее оберегать свое сердце.
— Я спасу тебя! — Он рванулся сильнее, заставив людей, удерживающих
его застонать.
Оставшиеся кусочки моего сердца предали меня, наполнившись всей
любовью, которую я испытывала к нему. Отрицать это было бессмысленно.
Несмотря на то, что он ранил меня, я все еще любила его и, вероятно, буду
любить даже после того, как переступлю через небесные врата.
Я дотронулась до голубых жемчужин на шее. Дрожащими пальцами
нащупала застежку, и ожерелье соскользнуло. Я сжала его в руке и
протянула:
— Лорд Виндзор, — позвала я Олдрика.
Он повернулся и посмотрел на меня. Его лицо раскраснелось и
вспотело от усилий удерживать брата. И все же Олдрик был спокоен. Только
его глаза выдавали ту пытку, которую он тоже испытывал:
— Миледи?
— Не могли бы вы отдать кое-что сэру Беннету?
Олдрик оглянулся на лорда Питта, который как раз распределял стражу
по периметру лагеря. Многие мужчины уже начали расходиться. Другие
стояли поодаль, словно опасаясь того, что может случиться, если они
подойдут слишком близко. Резко приказав своим людям не выпускать
Беннета, Олдрик направился ко мне. Стражники лорда Питта, стоявшие под
деревом, остановили его мечами.
— Я только хочу отдать ему кое-что, — крикнула я стражникам.
Неохотно не опуская мечей, они позволили Олдрику приблизиться, пока он не оказался прямо подо мной. Я просунула руку сквозь прутья
решетки у своих ног и выпустила голубые жемчужины. Они упали в траву
перед его сапогами. Он наклонился, поднял их и сунул в сумку, висевшую у
него на боку. Снова посмотрел на меня и торжественно кивнул, как будто
понял, что это мое прощание с Беннетом.
— Позаботьтесь о нем, — мягко сказала я.
— Обязательно, миледи. — Судя по печали в его глазах, он понял, о чем я
прошу.
Я хотела, чтобы он проследил, что бы Беннет жил, чтобы не впал в
такое же отчаяние, как Олдрик после смерти своей жены. Чувство вины
может сделать это с человеком, особенно с такими чувствительными и
добрыми людьми, как Беннет и Олдрик. Мне бы не хотелось, чтобы Беннет
мучился из-за меня или винил себя в моей смерти. Я молилась, чтобы Олдрик
смог помочь своему брату так, как не смог помочь себе. Слезы затуманили
мне глаза. Я откинула голову назад и закрыла их, чтобы сдержать эмоции, которые рвались наружу. Одна мысль билась в моей голове снова и снова. Я
любила его. Я умру, любя его. И я буду жить вечно, любя его.
Мучительное «нет!» разорвало воздух. Это был крик протеста Беннета.
Видимо Олдрик только что отдал ему жемчуг, и он тоже понял, что я
попрощалась с ним. Я зажмурилась сильнее. Смотреть на него было выше
моих сил. Даже когда его крики протеста ослабли до хрипа, я не открыла
глаза. Даже после того, как слух уловил то, что Олдрик наконец-то потащил
Беннета обратно через поле, я не открывала глаза. Я закрыла лицо руками и
позволила себе тихо зарыдать.
Глава 17
Я не смог поднять голову. Всю ночь я боролся с веревками, связывающими меня, пока, в конце концов, не сдался в изнеможении. Не
было сил даже открыть глаза или поднять голову. Только одна мысль не
давала мне уснуть и сохранить рассудок: мысль о том, что я убью Олдрика в
ту же секунду, как только он, наконец, освободит меня. Он оставил меня
одного в кладовке без окон, с руками, привязанными к столбу в центре
комнаты. Ему понадобилось, по меньшей мере, восемь человек, чтобы
затащить меня в пустой чулан и держать там, пока он связывал меня. Он
выставил несколько солдат за дверь, и они следили за мной всю ночь.
— Сабина, —