заметил, что я вот-вот расплачусь. Я могла бы вынести позор от осознания
того, что я недостойная в глазах всех остальных, но я хотела, чтобы Беннет
был другим, хотя в глубине души я подозревала, что он обычный.
— Я же говорил вам, что она ведьма, — крикнул капитан Фокс, перекрывая шум. — Она ведьма, и ее серебро проклято.
Неунывающая женщина внутри меня требовала, чтобы я
сопротивлялась, защищалась, как обычно, и доказывала, что я такой же
человек, как и любой из них. Но мое сердце разрывалось, а эта девушка с
разбитым сердцем не могла вымолвить ни слова. Я только опустила голову, не желая смотреть на Беннета и снова видеть его разочарование и
отвращение.
— Единственный способ снять проклятие — это сжечь ее вместе с
серебром на костре, — продолжал капитан Фокс. — Огонь очищает. Что сгорит
— это ад. То, что остается — нет.
— Сожгите ее на костре! — Закричали еще несколько человек.
Прежде чем я поняла, что происходит, меня стащили с лошади, грубо
поставили на колени и связали руки за спиной.
— Нет! — Сквозь шум я едва расслышала этот протест.
Но кто-то ударил меня по голове с такой силой, что у меня зазвенело в
ушах и закружилась голова. Я почувствовала, как меня безжалостно тащат по
грязи, так что мои руки скрутило. От жгучей боли с моих губ сорвался крик.
— Отпустите ее! — На этот раз резкий окрик перекричал всех.
Сквозь невероятную боль и путаницу ног, окружавших меня, я
мельком увидела Олдрика и Беннета с обнаженными мечами.
— Она не твоя, чтобы наказывать, — снова раздался голос, в котором я
узнала голос Олдрика.
Неужели Беннет слишком стыдился меня, чтобы выступить в мою
защиту? Я опустила голову. Мои волосы распустились и упали на лицо.
— Она наша, — снова заговорил Олдрик, — и мы требуем, чтобы вы
вернули ее нам.
В его голосе звучала властность, которую и должен проявить хозяин
земель. Он вступал в свою Богом данную роль как раз в тот момент, когда
она должна проявиться. Возможно, он потерпел неудачу в прошлом году, но
теперь никто не мог его винить.
— Ты не имеешь на нее никаких прав, — крикнул Беннет.
Я почувствовала облегчение оттого, что наконец-то он защищал меня, что в его сердце было достаточно доброты, чтобы не позволить незнакомым
людям утащить меня и сжечь на костре, не встав на мою защиту. Но перед
глазами стояло отвращение в его взгляде, и я понимала, что он защищал меня
не из любви. А из чести. Все это время он вел себя достойно. Все, что он
делал, он делал из чувства чести. Я была благодарна ему за его
безукоризненное чувство порядочности в этот момент, но я не могла
игнорировать свое разбитое на тысячу осколков сердце, причинявших мне
боль. Я хотела любви, а не почтения.
Хватка на моих связанных руках ослабла, и я опустилась на мокрую
траву и грязь. Я слышала напряженный разговор между лордом Питтом, Олдриком и Беннетом. Кто-то поднял меня на ноги.
— Завтра она предстанет перед судом, — решительно сказал лорд Питт. –
Если она выдержит испытание, ты можешь забрать ее обратно, а мы возьмем
ее серебро.
— Нет необходимости в ее серебре, — крикнул Беннет. — Мы продадим
наши земли и отдадим тебе задаток. А после продажи реликвий и
произведений искусства ты получишь остальное. — Сдавленным голосом
ответил он.
После такого благородного поступка, который спас меня, от стыда я не
могла заставить себя встретиться взглядом с Беннетом и опустила голову, прикрывая лицо волосами. Я знала, как много значат эти предметы для него, я помнила, как он сопротивлялся их продаже, и понимала теперь во что ему
обошлось это предложение.
— Если она ведьма, то все, к чему она прикасается, проклято, — почти
насмешливо сказал лорд Питт. — Включая вашу землю и каждую реликвию
на ней.
— Она не ведьма! — Крикнул Беннет. Но отчаяние, звучавшее в его
голосе, не могло тронуть меня.
Пока продолжались спор и крики, я обдумывала свою мысль: если они
сожгут меня на костре, мое серебро не сгорит. На это лорд Питт мог бы
согласиться. И Мейдстоун будет освобожден. В моих силах было спасти
Мейдстоун, и сохранить сокровища и реликвии. Теперь, когда я понимала, что Беннет на самом деле чувствует ко мне, и мой недостаток отталкивает
его, я больше никогда не хотела встречаться с ним. Смерть облегчит это.
Кроме того, это гарантировало бы, что мне никогда больше не придется
сталкиваться с таким болезненным отказом.
— Я предстану перед судом, — сказала я.
Спор становился все горячее. Я стала опасаться, что Беннет начнет
применять силу, чтобы добиться моего освобождения. Его меч был уже
обнажен и наготове.
— Я пройду испытание завтра, — закричала я.
Шум стих. И снова я почувствовала на себе взгляды всех
присутствующих: настороженные, злые, обвиняющие. Я вздернула
подбородок:
— Отдайте меня под суд. И положимся на милость Божью.
Вздох и протесты Беннета и Олдрика обволокли меня.
— Повесьте ее на ночь в клетке, — крикнул капитан Фокс.
Его предложение было встречено громким одобряющим криком.
Прежде чем я успела сказать что-то еще, меня подтолкнули вперед, навстречу хищникам.
На краю вражеского лагеря, привязанная к высокой ветке одинокого
дуба висела металлическая клетка. Она была похожа на маленькую птичью
клетку Стефана, но большая и грубая, хотя достаточно высокая, чтобы в нее
мог поместиться сидя взрослый мужчина. Внутри лежало разлагающееся
тело мертвеца. Его плоть наполовину исчезла, вероятно, ее склевали
стервятники и другие хищные птицы.
Один из солдат уже взбирался на дерево и пробирался к цепи, которая
должна была опустить клетку. Внутри меня все протестовало и толкало
бежать к Беннету. Но я была окружена слишком большим количеством
солдат и не смогла бы уйти от них. Но я не смогла бы сейчас бежать и по
другой причине: если моя смерть могла сохранить коллекцию сокровищ
Беннета нетронутой, не говоря уж о бабушке и множестве других людей в
стенах замка, тогда эта жертва была необходима.
Когда клетка упала на землю, несколько солдат быстро выкинули
останки пленника. Капитан Фокс грубо толкнул меня вперед:
— Садись в клетку, ведьма.
Хриплые крики Беннета раздавались в толпе солдат, которые вышли из
своих палаток и отошли от костров, чтобы увидеть меня, ведьму. Беннет уже
ничего не мог сделать, чтобы спасти меня. Он был бы дураком, если бы
попытался добиться моего освобождения силой. Мы были в меньшинстве, и
если он попытается что-то предпринять, то потеряет всех людей.