– В том-то и подвох: нет у меня никакой симпатии. Я знаю, что он сделал с теми людьми, и презираю его за это, но… я видела, каким еще он может быть. Он недавно сотворил то, что я бы не смогла… и никто бы не смог. Мне кажется, если кто и придумает выход, то только он.
– Через десять часов я выслушаю то, что предложат остальные. Если подходящих решений не будет, я снова подумаю над вашими словами.
– При всем уважении, адмирал, вы просто знаете не все, и… Через десять часов для него, возможно, станет слишком поздно.
* * *
Кети Сабаури снова и снова убеждала себя, что поступает правильно. Нет, она знала, что поступает правильно! Только поверить в это у нее почему-то не получалось. Хотя все аргументы были на ее стороне, и даже трех хватило бы, чтобы оправдать ее решение.
Первое – Гюрза серийный убийца. Монстр, который пытал людей, на его руках столько крови, что он и человеком-то зваться больше не может. А значит, он заслужил что угодно, это не тот случай, когда уместно говорить о каком-то там суде и праве принимать решения.
Второе – он угрожал непосредственно Кети. Он знал о ней самое главное… и мог использовать это против нее! Она не верила, что он оставит ее в покое, если выживет. Шантаж обычно плодит сам себя, и Кети точно не хотелось становиться служанкой какого-то там психа.
Третье – он явно умел пробираться прямо в голову и изменять людей. Ведь именно это случилось с Мирой! Она же была нормальной, она даже заступилась за Кети, пострадала из-за нее… А теперь что же? Она не дала этому подонку умереть, хотя всей станции стало бы лучше! Кети опасалась, что и она сделается такой, если пообщается с Гюрзой слишком долго.
При этом она признавала, что операция, которую он провел на самом себе, была практически невозможной. Кети бы так не смогла – да и мало кто смог бы. Она чувствовала невольное уважение к убийце и злилась на себя за это. Может, так все и у Миры начиналось? Она не обратила внимания на первую симпатию, а потом стало слишком поздно?
От него нужно избавиться, это Кети поняла сразу. Она и не надеялась проследить за тем, где Мира спрячет этот выродка. Но она прекрасно знала, что без медицинского оборудования Гюрза не обойдется, не сможет просто. Поэтому, подготавливая систему жизнеобеспечения, она закрепила там следящее устройство и теперь знала, где искать монстра.
Ей лишь нужно было убедиться, что на сей раз он точно погибнет – а она из-за этого не пострадает. И что Мира не станет ей мстить – мало ли, насколько сильным стало ее сумасшествие! Словом, Кети требовался защитник, и на эту роль подходили только кочевники.
Решиться на визит к ним было непросто, но сомневалась Кети не из-за жалости к пациенту, которого ей навязали силой, а из страха перед кочевниками. Тоже ведь не люди! Не совсем люди… Да и о семье Барреттов болтали всякое. Добровольно Кети не связалась бы с ними, но альтернатив на «Виа Феррате» не было. А потом выяснилось, что Гюрза пострадал в битве с Сатурио Барреттом, который пока застрял в палате реанимации, и никто не мог сказать, выживет ли он. Это окончательно убедило Кети: такой шанс упускать нельзя.
Она все-таки пришла в кабинет Отто Барретта. Он кочевником как раз не был, но Кети боялась его не меньше, если не больше, чем его подопечных. Было в нем что-то… пугающее. Нет, очевидно жутким он не был – среднего роста, плотный, с грубоватыми чертами лица, крупной челюстью, пронзительными темными глазами… В принципе, такими Кети обычно и представляла военных и полицейских. Однако в Отто чувствовалось нечто большее, то, чему невозможно дать четкое название, да и заметить удается не всем.
Вот и теперь он ничего не делал, просто рассматривал Кети, даже вежливо улыбался ей, а она едва справлялась с желанием расплакаться и убежать прочь. Нельзя, это действительно ее последний шанс, нужно идти до конца…
– Я знаю, где скрывается Гюрза, – твердо произнесла Кети. – И я готова сообщить об этом.
Она предполагала, что Отто удивится, может, всплеснет руками, подпрыгнет на ноги… что там делают, когда получают сообщение о своем главном враге?
Однако полицейский не двинулся с места, и ответил он так, как Кети не ожидала:
– Но?
– Что – но? – смутилась она.
– Я знаю эту интонацию, после нее всегда следует «но». Если бы вы пришли просто доложить о Гюрзе, вы бы не добивались личной встречи со мной, скорее всего, ограничились бы виртуальным посланием. Вы чего-то хотите, Кети, и тема эта личная, потому что в целом вы не из вымогателей. Кстати, вы только поэтому до сих пор мирно сидите передо мной.
Кети предпочла не думать о его последней фразе – и десятках страшных смыслов, скрытых за ней. Этот разговор напоминал ей падение с заледенелого склона: нельзя просто вернуться обратно, ты можешь лишь уменьшить вред для себя.
– Но он меня шантажирует. Поэтому я и не пришла сюда сразу, как только мне все стало известно… Он знает очень нехорошую правду обо мне. То, что повлияет на мою жизнь на станции.
Отто заметно расслабился, откинулся на спинку кресла. Улыбка его стала искренней, но точно не добрее.
– Понимаю… Ты хочешь иммунитет.
– Вроде того, – кивнула Кети, решив не обращать внимания на смену обращения.
– По умолчанию я никогда ничего не гарантирую, так что выкладывай, что за поводок он подобрал.
Она заставила себя говорить. Кети прекрасно понимала, что правду о Гюрзе Отто все равно узнает, кочевники умеют вытягивать из людей секреты. Так что ее переговоры с Барреттом по умолчанию были неравными. Она не предлагала ему сделку, она просила о покровительстве, а Гюрзу преподносила ему, как подарок, доказывая свою верность.
Отто слушал ее спокойно, не перебивал и ни о чем не спрашивал. Кети не представляла, о чем он думал в этот момент, и под конец она готовилась к любому исходу.
Однако Отто на нее не набросился и детей своих не призвал, он лишь расхохотался.
– Ну надо же… Женщины! Да прекрати ты трястись, мне плевать на твои бабьи секреты, кочевников они не касаются. Хотя испугалась ты не напрасно: адмирал Согард вряд ли отнесется к ситуации с таким же пониманием. Она станет твоей проблемой номер один. Имя проблемы номер два ты тоже знаешь – Мира Волкатия, она явно влюблена в этого психа и сделает ради него что угодно. Дура, какая же дура… Не важно. Моя семья защитит тебя от них обеих, да и нам пригодится свой человек в медицинском отсеке. Ну а теперь, когда с этим мы разобрались, – вперед, нарушай врачебную тайну! Я должен знать о состоянии Гюрзы все.
* * *
Все вокруг полутемное, мутное, мерцает. Медное как будто… Рыжая медь. Наверно, это из-за света, или мне просто мерещится, глаза болят, я чувствую странный жар. Если моргнуть, он исчезает, да и мир проясняется. Но потом снова становится паршиво.
– Только не кричи!
Это шепчет моя мать. Она наклоняется ко мне, я почему-то смотрю на нее снизу вверх. Это кажется неправильным, я ни на кого так не смотрю, уже давно… Но при этом я знаю, что смотрю так на нее всегда. Понять, что к чему, пока не получается. Медь вокруг нас как будто плавится, растекается, поглощает все вокруг, и откуда-то из этого жара вырывается черный дым.
– Не кричи!
Она рукой зажимает мне рот, сильно, больно – и напрасно. Я не собирался кричать, у меня пока нет голоса. Не помню, почему. Кажется, это связано с отцом, он был с нами, теперь его нет. Рука матери сильно дрожит, ее кожа покрыта чем-то густым, черно-красным… По-моему, это тоже связано с отцом, но мысли отказываются выстраиваться единой цепью. Они меня спасают…
– Не кричи, не кричи…
Не думаю, что она повторяет это мне. Просто мне можно бояться, а ей нельзя, вот она и утешает