Некому уже было вредить, последние обитатели этого зала, в прошлом относившегося к рабочим кабинетам, давно умерли. Мужчина покончил с собой: сколько бы лет ни проходило, как бы далеко ни уходил прогресс, старая-добрая петля висельника по-прежнему выполняла свою роль.
Но нам был интересен не он, а женщина. У женщины не было ноги, и, судя по остаткам формы, она на корабль прибыла не такой. Срез удивительно гладкий и как будто… прижженный? Сказать наверняка сложно: оба тела предсказуемо мумифицировались, иначе в условиях искусственной атмосферы и быть не могло.
Кстати, умерла женщина не от потери конечности. На это недвусмысленно намекает разнесенный на осколки затылок.
– Кто ее убил? – спросила Мира, подключившись к общей системе связи. Снимать шлемы никто не рисковал, хотя датчики показывали, что воздух безопасен и пригоден для дыхания. – Он?
– Она сама, – возразил я. – Входное отверстие вон, под подбородком, он бы так стрелять не стал.
– А как бы стал? – заинтересовалась Бруция.
Кочевнице определенно хотелось меня смутить, но у меня не было настроения ей подыгрывать.
– В лоб, – бросил я и вернулся к осмотру раны.
Я ожидал, что ко мне присоединится Киана, это ведь ее работа больше, чем моя. Но она зачем-то пыталась включить личный компьютер погибшего мужчины и на странную травму женщины внимания не обращала.
Зато рядом со мной опустилась Мира. Вряд ли ее радовало это зрелище, однако собой она владела неплохо.
– Ее задело то, что уничтожило корабль, – сказала она. – Все равно не понимаю, почему она потеряла только ногу… Сила, способная сотворить такое с кораблем, должна была сжечь ее целиком…
Я молча указал на остатки защитного лабораторного костюма, валявшегося у стены. Вероятнее всего, он и спас женщине жизнь, когда все произошло. Вот только благом это не было.
Она прожила достаточно долго, чтобы мужчина смог перетащить ее сюда. При этом он даже не попытался перетянуть жгутом ногу – видимо, не было необходимости, она не теряла кровь. Думаю, та самая сила едва-едва коснулась ее, но этого оказалось достаточно для таких последствий.
– Труп женщины необходимо забрать с собой, – распорядилась глава научного отдела. – Мужчину можно оставить тут, он неинтересен.
– Адмирал Согард велела забрать всех, кого получится, – холодно напомнила Мира. – Эти люди заслуживают достойного погребения!
– Какая антинаучная сентиментальность, – усмехнулась Киана.
– Не припомню, чтобы вы говорили об этом командиру.
Мира наживает врагов так безрассудно, что это даже мило.
Упоминание адмирала подействовало, Киана приказала кочевникам переместить тела в изоляционные мешки. Я ожидал, что Барретты пошлют ее подальше, но нет, эти двое предпочли подчиниться. Любопытно.
Другие залы около разлома оказались пусты. Но так и должно быть: те, кто находился ближе всех к неизвестной энергии, наверняка погибли. Да и та женщина вряд ли успела бы спастись, мужчина просто быстро среагировал. Тогда он еще верил, что спасает их обоих.
Другие выжившие нашлись дальше… Хотя сейчас слово «выжившие» звучит слишком иронично. Мы набрели на просторную лабораторию, в которой на момент катастрофы явно шли работы, потому что внутри оказалось с дюжину человек.
Они не поладили. Тут не надо быть гениальным психологом, чтобы понять это. Люди, на тела которых мы теперь смотрели, умерли много лет назад, но система жизнеобеспечения сохранила историю их недолгого пребывания здесь.
Похоже, первое время они еще на что-то надеялись. У них была еда, вода, может, даже связь с другими кораблями… если остались другие корабли. Они верили, что их спасут. Но время безжалостно шло вперед, а помощь так и не прибыла. Компьютер отказывался открывать дверь, сообщая, что коридор не пригоден для пребывания, а скафандров тут не было.
Злость смешивалась со страхом, накапливалась, потом выплескивалась наружу. Они нападали на любого, чьи слова или даже взгляды им не понравились. Били всем, что под руку попадется. Делали хоть что-то в ситуации, когда ничего сделать нельзя.
Сатурио окинул мешанину иссохших тел презрительным взглядом и отошел в сторону, всем своим видом показывая, что их он забирать не будет. Его сестра, сообразив, что на этот раз брат от нее вежливости не потребует, тут же азартно пнула чью-то оторванную руку.
Мне опять следовало сдержаться, а я опять не смог. Видно, старею. Я взял те изоляционные мешки, что выдали мне, и начал собирать останки сам. Не для того, чтобы побесить Барреттов, слишком мелко для меня. Просто этих людей легко осуждать, считая, что уж я бы на их месте спасся!
Только я вряд ли спасся бы. И кочевники. И кто угодно. Слишком мало ресурсов – и слишком много неопределенности, которая для человека порой страшнее любых пыток.
Мира и Бернарди то ли поняли это, то ли нашли свои причины присоединиться ко мне. А вот Барретты сознательность не проявили, но я бы удивился, если бы кочевники поступили по-человечески. Они окинули нас презрительными взглядами и покинули зал. Киана, чуть посомневавшись, последовала за ними.
Не лучшее решение с ее стороны. Это кочевники, да еще из семьи Барретт, готовы к чему угодно, они выживут в любом случае. Киана же не из тех ученых, которые всегда сохраняют хладнокровие, она как раз может и нарваться, ей разумней держаться поближе к нам. Но она решила иначе… и когда ее вопль прозвучал из всех динамиков, я и глазом не моргнул.
Мира и Бернарди прекратили работу, насторожились, пилот потянулся к боевому лазеру. Я спокойно закончил упаковывать очередного мертвеца. Либо у Кианы просто нервы шалят, либо ее уже не спасти, от любой другой угрозы защитят кочевники.
Скоро подтвердился наиболее вероятный вариант: Киана взяла себя в руки и потрудилась перейти с крика на слова:
– Все сюда, срочно! Вы должны это увидеть!
В переводе с языка Кианы на человеческий – «Я не хочу больше смотреть на это одна, особенно когда два кочевника рядом ошиваются». Если бы я тут был один, я бы задержался на несколько минут забавы ради. Но Мира и Бернарди вели себя как те самые положительные персонажи, от которых обычно становится тошно уже к середине истории, они отправились спасать Киану.
Я не отставал от них не из симпатии к главе научного отдела, мне просто было любопытно увидеть, что довело ее до такого состояния. Что ж… Должен чуть уменьшить приписанную ей истеричность: зрелище нас действительно поджидало непростое.
В дальнем зале оказался изолирован только один человек. И он, в отличие от своих товарищей по несчастью, на стены не бросался и мебель не крушил. Но и от безумия он защищен не был, он сотворил нечто несравненно худшее.
Все, что мы наблюдали перед собой теперь, было покрыто засохшей кровью. Поскольку человек внутри находился только один, гадать, чья же она, не приходилось. Но мужчина не просто выводил какие-то каракули, он писал: стены, пол и даже потолок оказались исчерчены сложнейшими формулами.
На такое ушел бы не один час… и даже не один день. Получается, узник корабля действовал с умом: он брал столько крови, сколько нужно, перебинтовывал рану и приступал к своей чудовищной работе. Это позволяло ему некоторое время остаться в живых, однако он и сам понимал, что вечно такое продолжаться не может.
Он даже умереть себе спокойно не дал. Зал, в котором он оказался заперт, раньше служил лазаретом, поэтому мужчина и протянул так долго. Но когда время истекло, он устроился на операционном столе и начал вскрытие самого себя. Смерть, как и следовало ожидать, настигла его в процессе.
В итоге его убежище превратилось в склеп, исчерченный кровавой вязью… который мы невольно разрушили.
Кровь – очень и очень паршивый материал для записей. Понятия не имею, почему он не нашел ничего получше, с этим я разберусь потом. Сейчас было важно кое-что другое: открыв дверь, мы нарушили изоляцию убежища, изменили поток воздуха, и засохшая кровь начала слетать со стен легкими бурыми