Идея Империи по Щепетневу — прямая противоположность шиллеровской формуле — это МЕЧТА О НЕСВОБОДЕ. О самой приемлемой её форме, в которой уживутся все — и волки и овцы, и агнцы и козлища, и благородные террористы и не менее благородные жандармы, и которая удержит благодатную среду от расточения. Щепетнев такой же сильный талант, как и Рыбаков, но куда менее публицистически засорённый и куда более недобрый, в самом шекспировском смысле — «I must be cruel only to be kind». И в этой недоброте куда больше жалости и правды, чем во многих других вариациях на эту тему. Фантастика в книгах Щепетнева довольно редкого качества — она и приём, и идея, детерминирующая воссозданный мир. Он непротиворечив, он трагичен, он требует внимания и постижения.
Практически исчезнувший из литературного обихода и совершенно незаслуженно забытый, Василий Щепетнев написал две крайне сильных книги на имперскую тему или даже скорее на её ответвления. «Марс, 1939» — не только о метрополии, но и о её провинции, в силу требований фантастики провинции космической: о Марсе. Планете, ставшей концлагерем, шарашкой и сырьевым придатком в одном концентрированном растворе. Но прежде всего роман — о человеке, которому эта планета выпала на долю, которого этот режим создаёт и который не осознаёт, чем его сделали. Целая планета становится идеальным полигоном, той самой пустыней, по которой новый Моисей водит новых иудеев, милостиво перезаправляя им кислородный прибор, пока они не забудут о возможности иной жизни, о сытом фараоновом житье.
Второй роман, «Седьмая часть тьмы», — снова о человеке, без которого Империя невозможна: шпионе, провокаторе, террористе и жертве в одном лице. Российская империя Щепетнева воссоздана талантливым и убедительным пессимистом, ей некуда деваться от той логики развития, какую предполагает имперское устройство, — саморастление, падение, смерть и полный распад. Упомянутая статья Вл. Гончарова затрагивает тот же вопрос: откуда такое недоброе отношение к самому понятию империи? Правда, ответа на него нет, но вопросы интересны сами по себе.
Мне эта книга ближе многих других именно потому, что в ней постоянно мерцают золотые отсветы русской литературной традиции — её характеры, её движущийся скандал, её «меньшая братия». Похоже, история ефрейтора. Евтюхова и его обречённой семьи, с которой он разлучён навсегда — сперва рекрутским жребием, а потом смертью, — для автора не просто деталь конструкции. Редкая для нашего вида литературы боль, сострадание, гнев раскаляют эту часть романа и становятся тихим, но настойчивым напоминанием о том, чем ВСЕГДА бывает оплачена позолота византийских орлов. В этом романе империя существует, но никто в ней не может быть счастлив — ни гениальный изобретатель, ни полицейский) ни сам император. Читателю требуется усилие, чтобы отвлечься и понять, что это всего лишь книга…
«Гравилёт «Цесаревич» написан Вячеславом Рыбаковым куда радостнее и оптимистичнее. В нём худший вариант развития империи консервируется, как опасная инфекция в микробиологическом хранилище; так сказать, «посадим туда и показывать будем детишкам» (Евгений Лукин). Благодетельно несбывшийся ужас, творимый в питерских пригородах, вовремя показанный главному герою, усиливает его любовь к обеим своим жёнам. Несчастных же, заразившихся исторической инфекцией, добродетельный жандарм и правоверный (sic!) коммунист, разумеется, отсеет в ходе выполнения профессионального долга. Роман заканчивается еловом «Люблю», очевидно, адресованным той модели мира, в которой повезло воплотиться главному герою.
В. Рыбаков талантливо и обворожительно выворачивает наизнанку все былые ипостаси Империи — но советской. Не случайно он никак не выберет название для одного из своих лучших рассказов: то ли «Сказка о добром товарище Сталине», то ли «Упущенные возможности». Жданов, любитель Мандельштама, коммунизм, вывернувшийся в альтруистическую религию, Беня Цын (сами понимаете кто), в этом воплощении профессиональный уголовник…
Щепетнев делает то же самое, но куда более жестоко и педантично, отменяя всё, что может иметь касательство к имперской славе, и тоже амальгамирует туда славу другой империи, советской. Глава имперской службы безопасности и по совместительству один из лидеров антимонархического заговора носит фамилию Гагарин. Мелкий журналист-эмигрант, беспомощный интриган, чья жена шпионит для русской разведки, — Ленин. Самодовольный и почти богемный персонаж, лощёный и щеголеватый, не слишком представляющий, ЧЕМ может обернуться его эксперимент, — ёлки-палки, Эйнштейн… «Цельнотянутую» у Штатов атомную бомбу теперь изобрели в Российской империи и готовятся применить против самих Штатов. Почти не остаётся знаков «плюс», не ставших минусами или вообще некими диакритиками.
Никто из них, включая добрых государей и не расстрелянного, даже более того, почти вылеченного в этой реальности от гемофилии царевича Алексея, не вызывает ни малейшего сочувствия. Хотя интерес привлекает — Щепетнев на редкость изобретателен в сочинении характеров. Особенно интересны их внутренние монологи, где любой персонаж оказывается скрывающим себя от окружающих, даже от самых близких. В этой Империи несчастлив каждый, потому что ни один не может быть самим собой. И только терпеливо умирающий бедняга ефрейтор Евтюхов, словивший от своих чудо-пулю, не лжёт себе, словно князь Андрей, потому что не лгал и до этого…
А, собственно, зачем вам Империя? Чтобы почта лучше работала? Или чтоб гордились граждане? Ну, с введением электронной связи категорическая необходимость почты всё больше и больше возрастает. Мне в моей бывшей колонии нужнее хороший торговец прессой метрополии, коему я бы мог безмятежно заказать любой журнал или газету, о которых я опять же узнаю из сети. Письма писать от руки… ну это, господа, уже перебор. Мой близкий друг жалуется, что последняя по времени дама его сердца требует от него невозможной изысканности, прямо-таки золота кружев розоватых брабантских манжет. Она от него требует ПИСАТЬ ЕЙ ПИСЬМА ОТ РУКИ И ПОСЫЛАТЬ ПО ПОЧТЕ В КОНВЕРТАХ! Интернет для неё недостаточно утончён.
Чем-то взыскующие Империи напоминают мне эту даму.
Но мой друг, изысканностью замученный, вот-вот с нею, с дамой этой, расстанется.
Расстанется ли реальность с господами, взыскующими Империи? Если уже не рассталась.
И гордиться… Все гордящиеся Империей гордятся её прошлым. Все имевшие императоров благополучно с ними расстались: кого выгнали, кому отрубили голову, а кому декапитацию заменили обязанностью разводить истинно имперскую породу собак или там защищать честь страны в конном спорте. Российская имперская гордость имеет кучу изъянов — чуть-чуть не стали первыми в мире по вологодскому маслу и юфти, чуть-чуть не заняли два континента, откусив изрядный кусок у третьего, чуть-чуть не победили всех, кого можно, просто из чистого благородства чуть-чуть не додавили гадов из-за черты оседлости, разрушивших прекрасную мечту…
Альтернативки имеют великую и человечную миссию: заменять в воображении вот эти неприятные «чуть-чуть»