Я всадил пику в лоб, под обрез округлого шлема с золотым узором по нижнему краю еще одному тяжелому пехотинцу, который попытался закрыть щитом выпавшего из повозки. Он рухнул на того, кого пытался защитить. Стоявший рядом раб присел и закрылся от меня зонтом. Я ударил плашмя древком по натянутой красной материи, отгоняя этого придурка. После чего упер наконечник пики в грудь лежавшего на земле, защищенную доспехом из блестящей чешуи, наверное, бронзовой, а может, и позолоченной, пришпилив одну из косичек с коричневой ленточкой.
— Не убивай, я тебе заплачу мину золота! Две! Даже три! — залепетал мужик с косичками.
— Ты кто? — задал я вопрос.
— Нергалушезиб, — представился лежавший на земле.
— Ты мой пленник! — объявил я и предупредил грозно: — Если будешь сопротивляться, убью!
— Да-да, я сдаюсь! — заорал он испуганно.
— Поднимайся и снимай доспехи и оружие, — приказал я.
Мои подчиненные уже расправились с пешей охраной обоих правителей и поскакали на помощь нашей пехоте, ударив вавилонянам в тыл. Те сразу начали разбегаться в разные стороны. Увидев, что правитель Элама удрал, побежали и эламиты из задних шеренг. Действие это заразительное, так что можно считать, что сражение мы выиграли. Дальше мое активное участие уже не требовалось.
Втроем — за мной шел раб с зонтом — мы обогнули левый фланг ассирийской армии, которая, смяв правый вавилонской, гнала ее в сторону вражеского лагеря. На том месте, где совсем недавно было основное рубилово, валялись в два-три слоя убитые и раненые. Там уже орудовали мародеры, занимавшие в начале сражения задние шеренги. Эти ребята идут на войну строго за трофеями, героями себя не мнят, в драку не лезут. Зато, вернувшись домой, будут рассказывать о своих невероятных подвигах. Как-то один бывший римский легионер, уволенный по выслуге лет и получивший за службу большой земельный надел, похвастался мне по пьяне, что участвовал в десятках сражений, стал триарием, так и не убив ни одного врага. Тоже талант, не каждому дано.
Колесница Синаххериба стояла на том же месте. Увидев меня, приказал пропустить вместе с пленником, который по моему приказу опустился на колени.
— Этот человек называет себя шакканакку Вавилона, — насмешливо представил я Нергалушезиба, который без доспехов и оружия, притороченных к моему седлу, выглядел, как купец средней руки.
— Я не хотел, меня назначили! — залепетал пленник.
— Посадите его в клетку. Выставим ее возле главных ворот Ниневии, чтобы любой мой подданный мог плюнуть в морду шакканакку. Когда им еще выпадет такая честь⁈ — приказал правитель Ассирийской империи.
Затем он распорядился отрубить головы знатным пленникам из вавилонян, живым и мертвых, наколоть на копья и показать защитникам Ниппура, чтобы не сомневались, что помощь к ним подоспела, но что-то пошло не так… Наглядная агитация сработала безотказно — город тут же сдался.
54
Правитель Ассирийской империи правильно рассудил, что гнилой, ослабевший Вавилон никуда не денется, разделаются с ним в удобное время. Сейчас надо дожать Элам, пока не восстановилась его разгромленная армия. К тому же, в Сузах убили его старшего сына Ашшурнадимшуми, выданного на расправу вавилонянами. Как мне говорили, дело было не в сильных отцовских чувствах, а в принципе. Синаххериб довольно прохладно относился к своему наследнику, как и к остальным детям от первой жены-вавилонянки, но убивать родственников правителя такого уровня считается святотатством. Они ведь помазанники божьи. Халлутушиншушинак совершил действие, за которое обязан заплатить кровью.
Похоронив убитых в сражении, оказав помощь раненым, собрав и продав трофеи и пленных и отдохнув, ассирийская армия пошла на запад. Двигались по суше с большим обозом, поэтому за день проходили не более двадцати пяти километров по своей территории, а на вражеской и того меньше, задерживаясь время от времени для захвата крепостей. Первыми пали приграничные Бит-Хаири и Раза, отнятые еще при Шаррукине. Их вернули в состав провинции Дер. Может быть, на этом поход и закончился бы, потому что началось холодное время года. Отняли кусок территории с двумя важными крепостями, отомстили — не стыдно домой вернуться. Только вот при осаде Разы до нас добралась новость, что сбежавшего с поля боя Халлутушиншушинака не впустили в Сузы по приказу его старшего сына и наследника Кутирнаххунте. Когда суккаль-мах подъехал к воротам и начал возмущаться слишком громко, его начинили стрелами так, что стал похож на ежика. В итоге в Эламе теперь новый правитель, о котором ассирийцы, благодаря сведениям от своих разведчиков, были невысокого мнения, считали глуповатым и трусливым. Синаххериб решил, что это знак свыше и продолжил завоевание соседней страны.
Ассирийская армия неторопливо двинулась в сторону Мадакту — новой столицы Элама, где находился дворец суккаль-маха Кутирнаххунте. По последним донесениям нашей разведки, именно он приказал зарезать плененного Ашшурнадиншуми, чтобы ассирийцы уж точно убили его отца, которого посчитали бы виновным в этом преступлении. Мы захватывали одну крепость за другой. Они были небольшие, с гарнизоном от одной до трех сотен воинов, но расположенные в труднодоступных местах. Из-за этого приходилось тратить на каждую много времени. Впрочем, некоторые сдавались без боя с условием выхода с семьями и оружием. Их отпускали. На помощь своему новому суккаль-маху все равно не отправятся, потому что там их накажут за сдачу крепости. Часть саперов и пленники задерживались в захваченной на день-два, чтобы разрушить. Держать эти малопригодные для жизни места Синаххериб не собирался, применял тактику выжженной земли. Рядом с его провинциями должны жить или лояльные соседи, или никто.
Под моим командованием была вся конница нашей армии. Утром я рассылал разъезды во все стороны. Главной их задачей был грабеж аборигенов, добыча пропитания для нас. Второстепенной — обнаруживать засады, если таковые будут. Пока не встречались. Как предполагаю, после поражения под Ниппуром и смерти предыдущего правителя эламская армия дезорганизована. Никто не хочет умирать, потому что Кутирнаххунте не продемонстрировал им перспективы, из-за которых стоит рисковать, напрягаться. Его считают узурпатором, потому что трон должен был перейти к младшему брату отца.
Иногда я скучаю по русским зимам,