В конце месяца озир (май-июнь) прискакал гонец от шарра Ассирии с приказом всем отрядам из западных провинций выдвигаться под моим командованием к Ниневии. Сбор я назначил в городе Гузана, столице провинции Бит-Бихаини, куда прибыл первым с отрядами из Бит-Агуши, хотя некоторые находились намного ближе. Сбор растянулся на две недели. Последними прибыли из Куммухи, самой ближней провинции к Гузане, и только после того, как я отправил к ним гонца с предупреждением, что ждать буду еще два дня, а потом их судьбу решит Синаххериб. Подействовало. У командира отряда из Куммухи было эламское имя Аттаури. Наверное, из перемещенных лиц. В этом, скорее всего, и кроется причина медлительности. В любом случае доверия к нему у меня не было. Как только соединимся с ассирийской армией, окажемся подальше от Куммухи, добьюсь замены Аттаури. Я должен быть уверен в каждом своем командире на все сто процентов.
53
Самое сложное в нынешних войнах — длинные переходы из одного конца империи в другой. На преодоление около тысячи километров уходит больше месяца. Приходилось подстраиваться под физические возможности пехотинцев. От Ниневии стало легче, потому что большую часть нашей поклажи перевозили на речных баржах, которые сплавлялись по реке Тигр, доставляя заодно снабжение для ассирийской армии, которая осаждала Ниппур. Во времена шумеров это был священный город с главным для всех храмом верховного бога Энлиля. Теперь это заштатный провинциальный городок Вавилонии, единственным преимуществом которого является расположение на берегу древнейшего, но не самого короткого, канала, соединяющего реки Тигр и Евфрат. Осада длилась уже неделю. Пандус вырос основательно, стены в трех местах расковыряли тоже неплохо. Город держался, потому что на помощь шла соединенная армия Элама под командованием Халлутушиншушинака и Вавилона под предводительством Нергалушезиба.
Они прибыли на пятый день месяца аг (сентябрь-октябрь). Врагов было больше, чем нас. Насколько точно, никто не знал. Если в ассирийской и вавилонской армиях учет поставлен более-менее и ошибаются всего на два-три процента, то в эламской с этим совсем плохо. Каждый вождь приходит со своим отрядом и, честно глядя в глаза, заявляет, что привел раза в два больше, иначе уважать не будут. По-любому только под командованием Халлутушиншушинака находилось примерно столько же, сколько было у Синаххериба — около двенадцати тысяч, плюс вавилоняне и примкнувшие к ним, уцелевшие халдеи, а это еще тысяч четыре-пять. Зато на нашей стороне была дисциплина, большее количество тяжелых пехотинцев в отменных доспехах и всадников, но меньше легкой пехоты и колесниц. Если быть точным, то последних у нас насчитывалось всего десятка три и держались возле правителя Ассирийской империи, явно не собираясь катить в атаку. Левым крылом по традиции командовал Синаххериб, а правым — туртан Шамсуилу. Это мужчина лет тридцати трех, крепкий, плечистый, с непропорционально большой головой с лохматой бородой, благодаря которой казалась еще шире. Вдобавок носил высокие митры из белого войлока с золотым ободом внизу. В итоге складывалось впечатление, что голова составляет половину тела. Глядя на него, вспоминал русскую поговорку «И в шапке дурак, и без шапки дурак». Этому способствовала и написанная на лице туртана, непоколебимая уверенность в своей правоте. Именно она довела страну до сегодняшней ситуации, потому что совершить рейд по южным регионам Элама посоветовал именно Шамсуилу, и это он настоял продолжить поход, несмотря на дурную примету — прилив, затопивший лагерь. Как ни странно, Синаххериб все еще доверяет ему. Подозреваю, из-за того, что, наконец-то встретил более самоуверенного, чем сам. Мне поручили конницу левого крыла. Поскольку командует им сам шарр Ассирии, там собраны лучшие всадники империи. Такое назначение можно считать честью.
У врагов на левом фланге и большей части центра стоят эламиты. Перед ними сотни две колесниц, за которыми россыпью лучники и пращники. Вавилоняне на правом. Типа сражайтесь против своего бывшего правителя. У этих перед фалангой только легкая пехота. Обычно перед началом сражения обе построившиеся армии делают паузу, накапливают решимости. У нас есть отважный Шамсуилу, решительный всегда и везде, поэтому он и начал сражение, двинув вперед конницу и легкую пехоту. Следом тронулась неторопливо вся фаланга. Поскакала и конница левого крыла, но не спеша, немного отставая от тяжелой пехоты. Это первое серьезное сражение туртана Шамсуилу в такой высокой должности, поэтому я давал ему возможность проявить себя во всей красе перед Синаххерибом, который сидит на троне, установленном на колеснице, позади центра фаланги. Раньше он показывал себя героем только в стычках с небольшими вражескими отрядами и во время осад незначительных крепостей, где командиру такого уровня делать нечего, только наблюдаешь, как работают саперы, а потом штурмует пехота.
Навстречу нашему правому флангу покатили колесницы с криками и грохотом, поскакала кавалерия. Примерно посередине они встретились, схлестнулись, перемешавшись. С обеих сторон к ним поспешили легкие пехотинцы, а затем подтянулись, смещаясь к центру, обе фаланги. Наш левый и вражеский правый фланги оказались немного загнутыми внутрь. Началась отчаянная рубка. Каждый бил того, кто лицом к нему, не разбираясь, свой этот или чужой. Вопли, стоны, ржание лошадей, звон оружия…
Я повел конницу левого крыла не на врага, хотя кое-кто, вопреки приказу, рванул туда, а мимо сражавшихся, огибая их, в тыл, где на двух тяжелых колесницах в окружении небольшой охраны, по две сотни отборных всадников и тяжелых пехотинцев, восседали на тронах «зрители» — командующие эламской и вавилонской армиями. Бей в голову — остальное само рассыплется. Зрелище, наверное, было очень ярким, затягивающим, поэтому не сразу обратили на нас внимание и поняли, кто мы и что собираемся сделать. Только когда наши лошади на полном скаку грудью сбили с ног крайних пехотинцев, до вражеских командиров дошло, что из зрителей превратились в активных участников. Видимо, это не входило в их планы, потому что сразу засуетились, начали орать.
Мы смяли первые шеренги тяжелых пехотинцев. Короткими, быстрыми ударами пики я ранил в лицо еще четырех, отделявших меня от ближней колесницы, и вогнал длинный, трехгранный, наточенный, покрытый кровью наконечник в шею ближней пристяжной лошади, которая, истошно заржав, шарахнулась от меня, сместив трех остальных, запряженных вместе с ней, и чуть не перевернув повозку. Сидевший на троне мужик лет сорока с длинной бородой, заплетенной в несколько, не меньше десятка, косичек, завязанных разноцветными ленточками, и стоявший рядом с ним юноша-раб с большим красным зонтом в руках свалились на землю. Только возница