– Да какие там отношения! Шутки-прибаутки она любит, вот и таскается за мной. У самой чувства юмора – ну вот ноль. А похохотать охота.
– Значит, все-таки юмор есть, раз смеется.
– Да ну ее! Когда я был маленьким, она девчонкой оборачивалась – и ко мне играть приходила. Вот как Танюшка была. Только худая, зеленоглазая. Мне пятый год тогда шел, но я хорошо помню. Все думал, из соседней деревни бегат. Когда сюда во второй раз попал, она мне и призналась. Ну а потом как-то рассорились. Тяжелый у Вирявы характер.
– Уже заметила.
– Я ведь когда в лес ходил, говорил с ней, Варь, просил за тебя. Бесполезно. Уперлась в это свое Слово.
– Спасибо.
– За что?
– За смелую попытку.
– Что же мы должны с тобой понять, Варя, чтобы Великая береза нашла нас? Мне казалось, раз я узнал наверняка, что не стану тюштяном, сразу смогу отсюда уйти. Ан нет. Что-то меня тут держит. Специально шлялся по лесу – хоть бы один порталишек попался.
– У тебя есть время. Выберешься.
– Варь, ну ты чего? У тебя тоже полно времени. Давай-ка, сосредоточься! Вызывай Куйгорожа! Если после всего, что ты пережила, тебе и надо что-то еще понять, то явно через него.
– Мне страшно, Сергей. – Варя стянула с головы панго и начала перебирать монетки.
– Мне тоже.
Глава 17. Возвращение
Пандо прясо од килей,
Пандо прясо од килей,
Од килей, од килей,
Пандо прясо од килей.
Килей ало од тейтерь,
Килей ало од тейтерь,
Од тейтерь, од тейтерь,
Килей ало од тейтерь[99].
Эрзянская песня
Куйгорож
Куйгорож давно присмотрел себе в Черной деревне добротный подпол с тяжелой чугунной заслонкой вместо откидной дверцы. Изнутри кто-то выложил все камнем, который не взяли ни старый пожар, ни Куйгорожев огонь. Лучшего места, чтобы запереть того, кто не должен вырваться на свободу, и не придумаешь.
Когда поезжане скрылись с его зорких глаз, совозмей нашел Сабая, отвел к подполу и велел закрыть за ним задвижку. Добрый Сабай долго отнекивался, но Куйгорож так прижал его хвостом, что тому больше ничего не оставалось.
Чем дальше медведи уносили Варю, тем сильнее натягивалась нить, связывающая совозмея и хозяйку подлым проклятьем, тем больнее выворачивало ему руки и ноги, тем настойчивее тянулся к заслонке хвост, стремился наружу уничтожающий огонь. Куйгорож забыл попросить у Вари дело перед свадьбой, но не смог вернуться, не смог заставить себя заговорить с ней. На губах еще не остыли поцелуи, руки помнили мягкость ее тела, летнее травяное тепло волос. Он пытался удержаться за те сладкие мгновения, но вместо этого голову заливал бордовый туман.
Проклятие, наложенное Иненармунь, овладевало его разумом, застило глаза, впивалось в плоть. Хвост тряс чугунную заслонку, крушил камень, пламя жгло изнутри. Светлый облик Вари тускнел, тонул в красном мареве, как молочная капля в чаше с кровью.
«Разрушь!» – приказало проклятие, и Куйгорож уперся затылком в чугунную заслонку.
«Разрушь!» – Задвижка изогнулась коромыслом.
«Разрушь!» – И она вылетела из рваного металла.
Куйгорож выскочил из подпола, с разбегу запрыгал по черным остовам изб и сараев.
«Разрушь!» – Он добрался до одинокого дома, где до этого его руками строился уют и откуда провожали невест – мертвую и живую. Люди, еще славившие будущую медвежью жену и ее жениха, в ужасе разбежались, побросали свой жалкий скарб, и Куйгорож обрушился на избу.
«Испепели!» – И он дал волю сжиравшему изнутри пламени, с наслаждением выпустил его из себя, сам стал им. Расправил руки-крылья, и красными, желтыми, белыми, синими языками занялись старые бревна. Он вился змеей, тер брюхо обо все, что мог сожрать ненасытный огонь, и тот охватывал лавки, столы, недоеденные пироги, резную посуду, оставленный кем-то рюкзак, чужой и странный, брошенный широкий праздничный панар, вышитый умело и богато…
«Испепели!» – выло проклятие, и Куйгорож сладострастно перекинулся на сложенные во дворе поленья, чтобы никого они никогда не согрели, кроме него, совозмея! Обмахнул крылом разбитый сарай – и тот вспыхнул свечой-штатолом, высоко и ярко. Затопил баню так, что не стерпела сама Банява, выбежала наружу, запричитала. Куйгорож посмеялся ей в лицо, опалил ресницы.
Хорошо совозмею, жарко да весело!
Когда нечего стало рушить и жечь из того, чего касалась рука хозяйки, Куйгорож заметил светящуюся нить, ведущую куда-то за насторожившийся предзакатный лес.
«Найди!» – крикнуло проклятие, и Куйгорож понесся вместе с Вармавой, матерью ветров, все выше и выше, опаляя облака. Сверху увидел он березняк, молодой и нежный, шаровой молнией упал в него, выжег, испепелил в непонятной ярости. Хотел во всем лесу устроить пожар, чтобы бушевало огненное море, чтоб утонуло в нем все живое, но Вирява поднялась перед ним грозной скалой, закрыла Вирь ладонями, а Вармава прижала вихрем к земле, подхватила, отнесла далеко от леса, остудила огненные перья и бросила в реку.
Варя
Варя и Сергей, поймав последние лучи солнца в стеклянную бусину со свадебного сюлгамо, с трудом разожгли огонь. Вдруг темнеющее над рекой небо прорезало яркой вспышкой, у берега плеснуло. Ветер чуть не затушил костер. Оба разом вскочили.
– Это он! – Варя кинулась к реке.
– Осторожней, Варь! – Сергей рванул вслед за ней.
Волны качали покрытое копотью тело Куйгорожа. Поднимались клубы дыма и пара. Варя забежала по колено в воду, но Сергей остановил ее окриком.
– Погоди! Если его сюда принесло, значит, жив. Сам выберется.
Варя затаила дыхание. Когда тело начало тонуть, она снова бросилась вперед, но вода вдруг стала невыносимо горячей, что-то ухватило ее за щиколотки, сковало, и прямо перед ней вырос Куйгорож.
Чужие, точно невидящие глаза осмотрели ее, мокрые руки тронули вышивку, и розово-коричневые пятна расплылись на белой ткани.
– Шумбрат, хозяйка! – сказал он не своим голосом. – Я пришел за делом.
– Куйгорож, ты не узнаешь меня?
– Я всегда узнаю свою хозяйку, даже если она пытается оградиться от меня моей же охранной кровью и защитными знаками, – засмеялся он. – Дело! Я пришел за делом!
Из воды от щиколоток к коленям, от колен к талии, от талии к груди поднялась гигантская змея, сдавила тугим кольцом, обездвижила Варино тело.
– Куйгорож, это же я, – прохрипела она, задыхаясь.
– Дело! – повторил он громче.
– Дом… Построй мне дом, как в Черной деревне, – просипела Варя, хватая губами воздух.
Змея шумно упала, и Куйгорож вышел из реки, волоча за собой непомерной длины хвост.
Сергей поспешно ушел с его дороги и протянул руку Варе.
– Вылезай. Давай срочно думать вместе ему дела, иначе ты и правда не доживешь до завтрашнего полудня.
– Он меня не узнаёт, – прошептала Варя.
– Узнает, когда дел наделается. Вылезай!
Если раньше Куйгорож двигался ловко и быстро, то теперь со стороны казалось, что кто-то в сотни раз ускорил пленку, на которой мужчина голыми мускулистыми руками ломает и таскает деревья, обрезает огненным ножом ветки, ровняет бревна, закладывает венцы, ставит сруб, кроет крышу…
На глазах пораженных Вари и Сергея росла копия дома из Черной деревни, где они провели последние, самые тяжелые, дни.
– Чтоб внутри все сделал, скажи! – подсказал Сергей.