Его ли это ноша, раз так тяжела она? А если не его, разве не проще вернуться? Он совсем уже не чувствовал ног, будто они вросли в землю пнями. Кисти ныли, плечи выворачивало, но Сергей сделал еще один шаг и достиг середины моста. Острая боль пронзила от макушки до поясницы, точно в позвоночник вогнали спицу. Сергей рухнул на колени, но удержал братину. Нет, не его эта ноша, да только если уж не тюштяном, то хотя бы не слабаком перейти этот мост, достойно и без позора.
Горячий ветер утих и сменился прохладным бризом. Тяжесть разом схлынула, и братина стала почти невесомой. Сергей легко поднялся и быстро завершил свой путь. На другой стороне моста он опустил чашу.
Штатол не горел.
Сергей удивленно взглянул на Люкшаву.
– Остались ли у тебя сомнения, эрзянин? – крикнула она.
Сергей мотнул головой. Он перешел мост обратно и поставил братину на короб.
– Что это было, содыця? Зачем боги испытывали меня, если мне не суждено быть тюштяном?
– Испытания даются не только инязорам, Сергей.
Он посмотрел в глаза Люкшаве, надеясь найти в них оставшуюся часть ответа.
Знахарка улыбнулась:
– Со своим испытанием ты справился как настоящий мужчина.
Сергею захотелось обнять ее, но глаза выхватили белую точку вдалеке, за спиной Люкшавы. Содыця проследила за его взглядом и обернулась.
– Леська! – охнула она. – Что-то стряслось!
Варя
Варя все надеялась, что безумная скачка верхом на волке вот-вот прервется, что Куйгорож нагонит их и расправится с оборотнем. Но лес приближался, а ветер свистел в ушах все сильнее. Зачем и кому она понадобилась? Врагов в лесу у нее немало: Вирява, стая верьгизов, которую они с Куйгорожем обезглавили, лишив вожака, в первую же ночь в Нешимкине, Варда, Бобо, а теперь еще и медведи. Алена рассказывала ей, что полумедведы приходят со своей земли – Овтонь мастор[82], но Сыре Овто бежал со стороны леса. Что могут здесь сделать с той, кто унизила семью жениха, выскользнула из лап одноногого чудища, разрушила колдовство старой ведьмы? Какая месть уготована подельнице убийцы Сыре Верьгиза, дерзкой девке, которая умудрилась разозлить саму Лесную хозяйку? Мысли бились внутри головы, как запертые в клетке птицы.
Сидеть, а точнее – полулежать, на волке было неудобно. Все тело болело, пальцы норовили разжаться. Когда она решила, что лучше уж свалиться на землю, чем скакать дальше, волк замедлил ход. Над ними сомкнулись кроны деревьев, и лес встретил их кристальной тишиной.
– Слезай! – рявкнул верьгиз, и Варя с облегчением скатилась на траву. – Дальше сама. Все прямо и прямо. Не заблудишься, – захохотал он. Просмеявшись, оборотень добавил: – Попробуешь убежать – загрызу. Давно охота, да не дозволено пока.
Варя поднялась и на еле державших ее ногах побрела сквозь кусты. Верьгиз угрожающе рычал сзади, подгоняя.
Где же Куйгорож? Она мысленно попыталась нащупать ту ниточку, которая связывала их, но не находила ее.
Куйгорож
Совозмей взял Алену на руки и понес ее в избу. Не хватало, чтобы зверье изуродовало тело. Он презрительно проводил глазами раненых верьгизов, отползающих от дома. Все выстрелы Алены оказались милостивыми, ни один из них не повлечет за собой смерть: лучница метила в лапы. Не пройдет и пары месяцев, как волчары снова будут рыскать по лесу и строить каверзы как ни в чем не бывало. Лишь та, что даровала этим никчемным шкурам жизнь, никогда уже не встанет на ноги – ни два месяца, ни две вечности спустя.
Он поднялся с ней на крыльцо, толкнул дверь. Никогда уже жених не перенесет Алену на руках через порог избы, но сегодня он, Куйгорож, окажет ей эту честь. Кенкшатя застонал им вслед, заплакал за дверным косяком.
Совозмей уложил Алену на лавку, провел по упрямому ежику ее волос. Ночью, когда лошади уснут, одна из них унесет смелую лучницу в Тоначи. Может, это будет Пферда.
Куйгорож закрыл распахнутое настежь окно, вышел из избы и завалил дверь тяжелыми бревнами. Если кто и захочет зайти – не сразу откроет.
Обостренный после боя слух Куйгорожа уловил тихий, но отчаянный плач. Танечка. Он замер, принюхался, а затем рванул с места. Рядом с малышкой отирался оборотень, а Варин запах поблек и смешался с вонью еще одного верьгиза.
По пути Куйгорож подобрал стрелу, выпущенную Аленой. Очевидно, одному из раненых оборотней удалось выгрызть ее из лапы. Черный остов дома, где тряслась от страха Танечка, Куйгорож обошел так, чтобы приблизиться к зверю против ветра, оставляя собственный запах позади. В ярости бросился он на верьгиза, не успевшего ни услышать мягкие шаги совозмея, ни учуять его, приставил к шее острую стрелу.
– Где Варя? Говори, подлая ты шкура!
Верьгиз тут же брякнулся на спину, обнажив живот.
– И трус в придачу, – брезгливо отстранился Куйгорож.
– Мне только велено передать, – начал оборотень, перевернувшись обратно на брюхо и прижав уши, – что твоей хозяйке предложение от Вирявы-матушки будет. Не тревожь ее владения понапрасну, не мешай.
– Иди доложи своей хозяйке, что Куйгорож, когда-то истребивший алганжеев в ее лесу, был лучшего о ней мнения.
Волк заискивающе кивнул, осторожно поднялся на лапы и засеменил в сторону леса, боязливо оборачиваясь.
Куйгорож подхватил на руки рыдающую Танечку и прижал к себе.
Варя
«Давно охота, да не дозволено пока». Варя прокручивала в голове последнюю фразу, произнесенную оборотнем. Кто мог запретить верьгизу мстить до поры до времени? Очевидно, тот же, кто отправил его за ней. И сделали это явно не медведи, Варда или Бобо. Такой властью обладало лишь одно лесное существо – Вирява.
Когда из орешника выскочили две белки, у Вари не осталось сомнений: Лесная хозяйка решила устроить рандеву и отправила провожатых. Рыжие зверьки побежали вперед, то и дело оборачиваясь. Варя поняла их без слов: надо следовать за ними. На этот раз она не почувствовала ни страха, ни смятения. Срок уговора еще не истек, а если бы Вирява решила нарушить его, давно бы с ней расправилась.
Вирява появилась внезапно: вот не было – а вот есть. Варя сразу узнала ее, хотя на этот раз богиня предстала не в образе старухи. Дородная, белолицая, молодая, хозяйка леса сидела в корнях вывороченного бурей дерева, точно на троне. Широко расставленные зеленые глаза смотрели холодно и надменно. Она медленно расчесывала распущенные волосы – черные, с малахитовым отливом. Тончайший панар отзывался на дуновение легкого ветра, обнажая ее колени. Вот какова ты, оказывается, лесная богиня.
– Шумбрат, Вирява-матушка, – первой произнесла Варя и поклонилась.
Рука богини, державшая грубое подобие гребня, остановилась. Полные губы скривились в усмешке:
– Ты только послушай, Сыре Овто, девка-то на пятый день у нас в гостях разговаривать как положено научилась!
Земля у ног Вирявы зашевелилась, вздыбилась, и Варя увидела, что не земля это вовсе, а древний медведь, чья седая шкура поросла мхом и лишайником.
– Славно говорит, с почтением, – прорычал Сыре Овто.
Вирява отбросила гребень, который тут же подхватили белки, откинула назад волосы и выпрямилась во весь рост.
– Почтение – это хорошо. Может, ты и прав, дорогой сватушка. Может, и сговоримся.
Вирява спустилась со своего трона и подошла к Варе. Смерила ее взглядом, прищелкнула языком.
– Мелковата.
Варя почувствовала себя рабыней на невольничьем рынке, но смолчала.
– Медвежий сын – молодой да глупый – почему-то положил на тебя глаз, Варай. –