Варда наказала Сергея дважды, сама того не ведая: и когда превратила в свинью, и когда соблазнила Вариным телом. Второе наказание осталось с ним, точно ноющий шрам на месте глубокой раны.
Что ему теперь было делать? Балагурить и отшучиваться, как он давно привык. Скрывать за цветастым балаганом серое закулисье. Что мог он? Побороть волка? Раздавить алганжея? Догнать медведя? Лошадь запрячь? Толком поговорить с Варей – и то не умел. Высказать бы ей все на эрзянском, который пел внутри и слетал с губ так легко и приятно. Русский – тоже родной и все равно чужой – ворочался во рту крахмалистой картошкой. Начнешь говорить – и сам плюнешь.
Сергей сошел с крыльца и, пока Варя с Куйгорожем его не увидели, хотел было уйти на задний двор, но его кто-то окликнул:
– Пара шобдава![76]
Он так пристально следил за Варей и совозмеем, что не заметил, как во двор зашла знахарка. В руках она держала какой-то куль и бидон.
– Паро валске[77], содыця!
– Вот кургоня[78] вам напекла на завтрак.
– Сюкпря, Люкшава. Сюрприз так сюрприз! – Сергей сглотнул слюну. – Когда успела?
– Да я не ложилась. Сна ни в одном глазу после вчерашнего. Вот тесто и затеяла.
– Банява-то как?
– Чуть не спеклась вместе с ней! – засмеялась Люкшава. – Зато ожила матушка, защебетала под конец.
– Хорошая она.
– Хорошая-хорошая, – согласно закивала знахарка. – Как Варя-то с Куйгорожем? Спят, поди, еще?
– Вон, идут только. Всю ночь гуляли. – Сергей мрачно кивнул в сторону дороги. – Ну, я в дом тогда. Пойдем завтракать с нами, Люкшава!
– Погоди, я с новостями. Скажу и пойду обратно, мне уж обед надо готовить… Отец твой гонца присылал к нам. Просит лошадь вернуть и тебе вместе с ней возвращаться.
– Пферду отправлю сегодня, а сам задержусь. – Сергей обернулся и, точно обжегшись, отвел глаза. Шагнул на крыльцо.
– Сергей! Бидон возьми. Там травяной чай. – Люкшава подошла ближе и заглянула ему в лицо. – От всякой боли сбор. И от сердечной тоже.
Сергей поднялся еще на одну ступеньку.
– Занесешь гостинцы – и возвращайся. На дороге тебя жду. Проводишь? Поговорим.
Он кивнул.
В доме пахло сном и чем-то кислым. Танечка уже проснулась и лежала на коленях у Алены. За сутки девчушка осунулась, под глазами залегли тени. Она тихонечко и как-то бессильно, не по-детски плакала.
– Че у вас тут?
– К маме с бабушкой хочет. Домой.
– Нам бы всем домой. Эх… Нате вам вот чай и кургоня к завтраку. Содыця принесла. – Он вытащил одну ватрушку и откусил.
– А ты здесь разве не дома? Родители твои тоже тут где-то, как я поняла.
– Дом там, куда сердце зовет. А меня оно зовет обратно.
– А чем тебе здесь не нравится?
– Да всем!
– И все-таки?
– Отстань, а! – Сергей схватил вторую ватрушку и вышел.
Уже в сенях было слышно, как снаружи смеется Варя, о чем-то рассказывая знахарке. Он помедлил, с трудом проглотил кусок ватрушки и толкнул дверь.
Женщины беседовали у сарая. Совозмей куда-то исчез.
– А где Горыныч? – крикнул Сергей со ступенек.
– Куйгорожа пришлось отправить за последней малиной. Докучать начал, – улыбнулась Варя.
– Лыбится она. Забудешься – спалит последний дом в этой деревне вместе с тобой и всеми остальными.
– Ты точно успеешь выскочить, – переменилась в лице Варя.
– Плохую забаву ты себе нашла, вот что.
– Не с той ноги встал? Он меня вчера, вообще-то, снова спас.
– Это он умеет. Спасатель наш… Пойдем, Люкшава. Провожу маленько.
Варя тепло попрощалась со знахаркой. Та что-то шепнула ей.
Отдаляясь от дома, Сергей почувствовал на себе Варин взгляд.
– Так че там пишет отец? Что сынок плохо себя ведет? – Сергей пнул песок, смешавшийся с золой и оттого казавшийся серым.
– Если честно, то да, – улыбнулась Люкшава. – Говорит, бежишь опять от своего предназначения.
– Опять двадцать пять… – Сергей остановился. – Ну не хочу я быть тюштяном! Не мое это! У меня одна жизнь. Могу я выбирать, где ее провести?
– Ты услышал зов торамы. Значит, твое.
– Да не слышал я никакого зова! Сколько можно объяснять? Я в тот день вообще случайно в лесу оказался, а там – здрасьте! – Вирява. Она уходила обратно через дуб, меня и засосало заодно.
– Случайно – это как?
– Друг мне позвонил в тот день. Пошли, говорит, проведаем дуб, а то ураган прошел. Ну я и поехал.
– А друг почему так о дубе печется?
– Сын у него дубовенок. Намоленный. Родился, наверное, уж.
Люкшава задумалась.
– А давай-ка… проверим кое-что. Чтоб не оставалось сомнений.
– Если дудеть в тораму, то да, она меня слушается. Это что значит? Все, тюштян я?
– Не про то я. Торама тогда отзывается, когда беда рядом. Ничего это не значит. Знаешь, как сына Тюшти – первого тюштяна – проверяли?
– А, легенда про палку в землю, и чтоб зацвела? На такой эксперимент я согласен. У меня точно не зацветет. От моих рук даже кактусы дохнут.
– Путаешь ты легенды, городской совсем стал, – вздохнула Люкшава. – Доведешь меня до дома, я возьму братину[79] и штатол[80]. Сходим с тобой на ближайший мост. Загорится родовая свеча сама по себе – видать, тебе следующим тюштяном быть.
– Знаю я, у кого это точно получится. Может, его в тюштяны?
Люкшава засмеялась.
– Ты все шутки-прибаутки разводишь… Не трогай ты их, Сергей! Они свою судьбу сейчас решают. Тебе – свою решать. И любовь искать – тоже свою.
Сергей нахмурился, потер потеющую на солнце шею.
– Это так заметно, да?
– Такое не утаишь.
– Далеко до моста?
– От моего дома – час туда, час обратно.
– Больно уж долго…
– Они справятся без тебя. – Знахарка положила ладонь ему на плечо. Сергей раздраженно повел рукой.
– Пошли, ладно.
Варя
Когда Варя зашла в избу, Алена с Танечкой уже сидели за столом и уписывали за обе щеки гостинцы, принесенные Люкшавой. Леська крутилась рядом и повизгивала, но, увидев Варю, как обычно, бросилась к ней и чуть не сбила с ног.
– Тетя Ва-а-аря вернулась! – обрадовалась Танечка.
– Ты как-то раненько. Кофе в постели не успели выпить? – съязвила Алена.
– Ален, при ребенке! – Варя сделала большие глаза.
– Теть Алена сказала, что ты шлындра!
Алена поперхнулась и залпом выпила стакан воды. Когда кашель немного утих, она выдавила из себя:
– Да, я так сказала. Сутки тебя знаю, а ты и в загробном мире побывать успела, и двух мужиков охмурить, и свата отвадить. Когда медведя-то сразила?
– Понятия не имею, зачем я медведям.
– Как зачем? Для продолжения рода их медвежьего. Я, значит, кручусь-кручусь около этого полумедведа, а он сватов к тебе заслал!
– Слу-у-ушай, – оживилась Варя, – так, может, Сыре Овто тебя сватать приходил? А мы его прогнали.
– Вай, вспомнили наконец, что в избе вторая бабенка на выданье! – затянула Алена, изображая местный говор, а потом, уже в своей обычной манере, закончила: – Никому даже в голову это не пришло! Но я тебе вот что скажу: и правильно! Кому я такая нужна? Хоть и без этого осьминога, но все равно больная, после химий-то! Даже медведю, и то – на кой?
Алена бросила недоеденную ватрушку на стол и выскочила из избы.