– Вот что меня беспокоит, – перебила Уна. – Ты связала сущность и заставила ее служить тебе. Ты собираешься поступать так и дальше? И если да, то с кем: с сущностью или не только?
Ее слова звучали и ощущались как нападение.
– Я только хотела помешать ожившей статуе похитить меня и принести в жертву! – огрызнулась Сьюзен. – Вы же вычислили серийного убийцу, Древнего владыку, вот и разбирайтесь с ним. И вообще, это была даже не полная сущность. Я понятия не имею, смогу ли я подчинить что-нибудь покрупнее.
– Не спорю, в данном случае тебе требовалось что-то предпринять, и как можно скорее, – согласилась Уна. – Но я говорю о будущем. Раньше мы убивали таких, как ты, именно потому, что вы способны подчинять своей воле других, и нас в том числе! Ты сделала именно то, с чем мы боремся, и, возможно, сделаешь еще не раз…
– Что значит «такие, как я»? – сердито перебила ее Сьюзен. – А вы сами не такие, что ли? Вы стали такими, какие вы есть, благодаря природе и котлу, который вы зовете Граалем. Моя природа такая же, как у вас, только моя сила проявляется более непосредственно! Почему я должна быть менее надежной, чем книготорговец? Вспомните Меррихью! Она вами руководила, а оказалось, что ей вообще нельзя было доверять!
– Справедливое замечание, – сказала Зои. – Уна, я думаю, ты мыслишь слишком узко. Тактически, а не стратегически. Сьюзен – наша союзница, которая не раз доказывала свою честность. Я считаю, что этот вопрос закрыт.
– Но, мама… – начала Уна.
– Закрыт, – твердо повторила Зои, не обращая внимания на Сьюзен, которая посмотрела сначала на нее, потом на Уну и снова на Зои; только теперь Сьюзен уловила сходство между Зои и Уной, которое заключалось, главным образом, в глазах. – К тому же мы здесь не для этого. Мы пришли, чтобы обсудить Гвайра и те шаги, которые нам необходимо предпринять, чтобы положить конец его убийствам.
– А вот и пирог номер два, – объявила миссис Макнил с порога.
На мгновение воцарилась тишина, а потом все принялись освобождать на столе место для нового кулинарного шедевра – каждому хотелось, чтобы он оказался поближе. Это был снова лимонный пирог с глазурью, размером примерно с велосипедное колесо.
– Ну-ну, – строго сказала миссис Макнил. – Никто не получит по второму куску, пока пирог не отведают Мерлин и Сьюзен.
– А кто-то и по третьему, – добавил Мерлин, подозрительно глянув на Клемента.
Миссис Макнил поставила перед Мерлином лимонный пирог, аккуратно отрезала два куска, положила их на тарелки и вручила Мерлину и Сьюзен. Пирог оказался просто восхитительным: сочным, с большим количеством лимона в начинке, в которую, очевидно, добавили еще кое-чего. Даже Сьюзен почувствовала сильный запах алкоголя.
– Какой восторг! – простонал Мерлин с набитым ртом.
– Похоже, тут есть секретный ингредиент, – заметила Сьюзен.
В пироге оказалось даже больше алкоголя, чем во фруктовом торте ее матери.
– Да, дорогая, – просияла миссис Макнил. – Я добавляю в него цедратин, по бутылочке в каждый пирог. Это всего лишь наливка, она не такая крепкая, как виски, но придает божественный вкус. Я сейчас принесу чай и кофе.
– Бутылочка цедратина! – усмехнулась Вивьен, когда миссис Макнил вышла. – Да он ничуть не слабее виски!
– Как ты думаешь, «по бутылочке в каждый пирог» значит, что в каждом пироге по одной бутылке? Или больше? – с надеждой спросил Мерлин.
– Передай мне еще кусочек, пожалуйста, – попросила Эванджелина, а вслед за ней и почти все остальные.
После долгого перерыва на пирог и свежий чай с кофе собрание возобновилось.
– Итак, на чем мы остановились? – спросила Эванджелина. – Ах да! Привязка сущности или части сущности к статуе святого Джордана из Бристоля.
– Так вот кто это был? – спросила Сьюзен.
– Да, мы установили его личность, – ответила Эванджелина и посмотрела на Грин, которая еще дожевывала пирог, запивая его последним глотком чая.
– Сначала статуя стояла в церкви Святой Троицы в Уэстбери-он-Трайм, недалеко от Бристоля, но во время гражданской войны ее оттуда вынесли, а последние лет сто статуей владел Бристольский музей. Она была частью его художественной галереи, но не демонстрировалась в основной экспозиции, а находилась в запасниках, в пристройке. Нам сообщили, что три дня назад статую похитили, хотя, возможно, это случилось и раньше, поскольку статуй там много и сонный сторож не уверен, что заметил пропажу в тот же день. Тамошние великие умы не сразу поняли, что для перемещения статуи не использовался музейный погрузчик, а потому для них осталось загадкой, как ее вывезли. Они решили, что это шутка студентов-инженеров из местного университета и статуя, скорее всего, найдется в каком-нибудь неожиданном месте. Вообще-то, о таинственном исчезновении статуи должны были сообщить Торрант – ей докладывают обо всех необычных происшествиях в округе, – и тогда это дошло бы до нас вовремя и мы, скорее всего, не позволили бы случиться тому, что случилось. Однако в музее решили, что это балуются студенты, и Торрант ничего не узнала.
– Некомпетентные любители, – фыркнула Уна.
– Значит, Гвайр не нашел других подходящих для оживления статуй поблизости, – сказала Эванджелина. – Это хорошо, ведь теперь Лондон окончательно закрыт для его созданий. А еще мы подтвердили личность волшебницы и ее дочери. Прадип?
Прадип суетливо зашуршал лежавшими перед ним бумагами, чуть не спихнул со стола тарелку с лимонным пирогом, переждал грозное сопение Уны и только тогда заговорил:
– Да, так вот. У Гринлинга Гиббонса действительно оказалась незаконнорожденная дочь. Мы нашли запись о ее рождении в приходской книге и кое-какую переписку. Как мы и предполагали, это была Эверильда Гиббонс. Она появилась на свет в тысяча семьсот втором году, никаких сведений о ее смерти не обнаружено, зато в наших архивах нашлись неоднократные упоминания о ней, относящиеся к периоду примерно тысяча семьсот шестидесятый – тысяча восемьсот двадцать первый. Она была известной практикующей волшебницей, но считалась безобидной. Правда, в архиве нет ничего о ее связях с Древним владыкой или с кем-то в этом роде. Мы считаем, что она родила дочь – Фрэнсис Гиббонс. О ней известно чуть больше, чем о матери. Она родилась в тысяча семьсот девятнадцатом году, а прозвище «мастерица гротеска» получила гораздо позже, уже к концу восемнадцатого века. Упоминаний о ней немного; она была не слишком известна. Любопытно, что она, по-видимому, отлично работала с глиной и деревом, но предпочитала…
Зои издала какой-то звук, будто собиралась что-то сказать, но, когда Прадип замолчал, махнула