Сьюзен забилась с новой силой, стараясь освободиться из его хватки.
– Что ты наделала?! – заорал бежавший впереди масон, остановился и, кляня Сьюзен на чем свет стоит, сунул руку в карман за револьвером; карман был узким, револьвер застрял, а масон выпучил глаза от бешенства и страха. – Верни ее! Верни, или я…
Грохнул выстрел, очень громкий и близкий. Масон посмотрел на красное пятно, расползающееся по бедру там, где его пробила револьверная пуля, всхлипнул и упал на землю. Лежа, он зажал рану обеими руками, безуспешно пытаясь остановить кровь.
– Простите, госпожа. Простите меня, простите, – лепетал он. – Я не виноват, пожалуйста, умоляю…
Сьюзен полностью расстегнула пальто, вытянула из рукавов руки и поползла назад, пока не упала на грудь статуи, запутавшись в сброшенном пальто. Сзади приближались шаги, и она запаниковала, уверенная, что на нее вот-вот нападут.
Отцепившись наконец от пальто, она увидела мужчину средних лет, опрятно одетого. Он стоял, прислонившись к стене, и был то ли сильно пьян, то ли под воздействием: зрачки его лихорадочно блестящих глаз метались, точно не знали, на чем остановиться, и потому смотрели на все сразу: на статую, на истекающего кровью масона, на Сьюзен в кожаном жилете и брезентовых штанах, окровавленной рукой сжимающую серебряный портсигар. Из спины статуи торчал нож.
– Как вы это назвать? – произнес мужчина заплетающимся языком; у него был акцент – французский или, скорее, бельгийский.
– Что? – не поняла Сьюзен.
Она оглянулась. В створе улицы уже метался синий свет, кричали люди, заглушая полицейские сирены.
– Искусство, работа, – сказал мужчина, шевеля пальцами. – Инсталляция. Очень впечатляет. Я думал, выставка открываться завтра… вон там. – Он неопределенно махнул куда-то рукой и рассмеялся.
– Что? – снова переспросила Сьюзен, и тут в переулок на скорости влетел Мерлин, а за ним Диармунд, оба в форме пожарных военного времени, в шлемах Броди с красной полосой, оба с оружием: у Мерлина был «Смитон.357», у Диармунда – «браунинг хай-пауэр». При виде Сьюзен, статуи, масона на мостовой и какого-то мужчины за ними они остановились.
– Вооруженная полиция! – рявкнули оба с разницей в несколько секунд и подняли оружие. – Не двигаться!
Незнакомец с трудом оторвался от стены и, пошатываясь, сделал шаг к Сьюзен:
– Еще не все? Еще и театральная часть?
– Нет! – крикнула ему Сьюзен. – Стой на месте! Не двигайся! – И тут же книготорговцам: – Это гражданский! Не стреляйте!
Но тот продолжал идти вперед, шаг за шагом, и оказался между Сьюзен и статуей.
– Стой! – крикнула Сьюзен, вложив в это слово всю свою власть до последней капли, твердя себе, что она дочь Древнего владыки, у нее есть могущество, которое не может не почувствовать этот тип. Еще один шаг – и его застрелят.
Незнакомец остановился, его пошатывало.
– Я, кажется, все не так понял, – печально произнес он, глядя на лужу крови, которая расползалась прямо у его ног. – Это не искусство, не театр. Это жизнь. И смерть.
Держась за статую, он согнулся пополам, и его вырвало.
К ним подбежали Диармунд и Мерлин. Диармунд надел наручники на блюющего арт-критика, а Мерлин, бросив быстрый взгляд на Сьюзен, пробежал дальше, чтобы проверить дальний конец проулка. Выстреливший сам в себя масон умер.
– Ты в порядке? Что у тебя с рукой? – рявкнул Мерлин, подбегая к Сьюзен. – Рана тяжелая?
Сьюзен подняла руку и посмотрела на струйку крови, стекавшую по ее запястью.
– Так, порезалась, – ответила она. – Сама. Чтобы связать Гвайра солью, кровью и сталью. Но в статуе была только его… ее… тьфу, короче, частица. Я связалась с ним через эту частицу, но он улизнул прежде, чем я смогла… прежде, чем я даже попыталась подчинить его себе.
– Ты все сделала правильно. – Мерлин выдернул из статуи нож и вытер своим носовым платком лезвие. – Иначе они похитили бы тебя.
Раздался топот множества ног, в переулок вбежали полицейские во главе с инспектором Грин и книготорговцы, которых вела Вивьен. Стало шумно и людно: кто-то говорил по рации, искусствоведа увели, а один из полицейских наклонился к масону, чтобы проверить, жив тот или нет, – в порыве оптимизма, не иначе, учитывая, сколько из него вытекло крови.
Вивьен взяла Сьюзен за локоть и повела на улицу, в «бедфорд», жутко неуместный на фоне современных полицейских машин, карет «скорой помощи» и новехонького прибора «деннис» лондонской пожарной команды. Друэта, Керидвен и Патриция беседовали с пожарными. Проходя мимо, Сьюзен услышала часть их диалога и поняла, что тетушки притворяются своими взрослыми дочерями, которые решили поучаствовать в реконструкции в память о службе своих родительниц, а пожарные, слишком занятые своим оборудованием, даже не задавались вопросом, почему это нужно было делать ночью.
Вивьен быстро перевязала Сьюзен руку, воспользовавшись аптечкой первой помощи, которую она утащила из одной из машин «скорой».
– Прости, у нас все пошло не по плану, – сказала она, прижимая к ране марлевый тампон, пропитанный такой жгучей гадостью, что порез Сьюзен впервые заболел по-настоящему. – Рана не очень серьезная – слюна дегустатора не понадобится. Так ты использовала свою силу? Заставила сущность в статуе служить тебе?
– Я пыталась, – ответила Сьюзен. – Но она оказалась всего лишь куклой Гвайра. Марионеткой, которая выполняет только элементарные приказы. Но Гвайр присматривал за ней и все понял, когда я подчинила его куклу себе. Если бы он не оборвал связь, я бы, наверное, смогла его поймать. Возможно. Но та его часть, которая осталась со мной, сдохла, не пережив разлуки. – Она поморщилась, когда Вивьен начала накладывать повязку на ее рану. – Думаю, в каком-то смысле я убила его. Маленького печального слугу в статуе. Он ведь понятия не имел, что делает, просто подчинялся воле Гвайра.
– Что ты об этом думаешь? – спросила Вивьен.
– Необходимость, – мрачно заявила Сьюзен. – Это был Гвайр. Я немного проникла в разум каменной куклы. Она уносила меня туда, где я оставалась бы до солнцеворота, пока ко мне не пришел бы Гвайр в обличье Старухи.
– Куда – туда? – нетерпеливо спросила Вивьен. – Ты знаешь?
Сьюзен медленно покачала головой. Она не хотела даже думать об этом.
– Куда-то… под землю. – Она остановилась, прерывисто вздохнула и продолжила: – Я видела Старуху. Когда та оживляла статую.
– Какая она?
Сьюзен вздрогнула:
– Тоже из пурбекского мрамора, вся серая, в пятнах. Настоящая старуха, горбатая, на горбу – раковина. Как у улитки, но очень большая, в три раза выше ее самой, притом что Старуха стала бы шести или семи футов ростом, если бы выпрямилась. Руки очень длинные. Раза в два длиннее, чем нужно, и с крючьями