Крыть Юре было нечем. Он замолчал. И впервые обратил внимание на множество людей, работавших в саду. Они мирно возделывали рисовые поля, поливали пока еще маленькие черенки сакуры и уже снимали урожай слив и груш. Правда, выглядели не как обычные живые люди с какими-то индивидуальными особенностями, а скорее как NPC[87], выполнявшие один и тот же повторяющийся набор действий и имевшие в запасе от силы пару реплик. Проводив их взглядом, путники пошли дальше.
3
— Кстати, насколько я помню, чистилище и преисподняя — не одно и то же. В одном месте принято лишь отмывать грехи, а во втором уже непосредственно жариться на сковородке, — заметил Бурлак, проходя мимо очередного прекрасного куста.
— Все верно, — согласился Ацуши. — Но на практике разница не так заметна. Вон, кстати, твое чистилище, да, вот эти веревки с бельем за японским кленом. Мрачное и пугающее место, где душа проходит суровые испытания, прежде чем попасть в другие участки сада.
Бурлак всмотрелся, но вновь не увидел ничего такого уж ужасного, а также того, что сильно отличало бы этот участок от других.
— Чудеса… — подивился он.
— Да. А еще ты хотел спросить про Керенского, — неожиданно напомнил японец.
— Черт, опять забыл, что ты читаешь мои мысли. Да… Честно говоря, едва ли не больше всего в этой истории, да и во всей истории нашей страны, меня поразила новая роль Керенского! Возникает даже крамольная мысль, что без СЭПвВ он и не стал бы премьер-министром, а потом не сдал бы власть красным? И еще неизвестно, как развивались бы события после семнадцатого года!
— Видишь ли, Юра — разреши мне называть тебя так… Наверняка ты слышал расхожую фразу, что история не терпит сослагательного наклонения. И в ней есть глубокий смысл. Дело в том, что знания, почерпнутые из учебников и мемуаров свидетелей тех событий, для нас уже являются историей, то есть объективными фактами, которые имели место быть. А уж что было бы, если бы амбициозный адвокат Александр Федорович Керенский не узнал в двадцать пять лет, что он ландаутист, не присоединился сначала к нашей организации, а потом к масонам и эсерам… мы знать не можем! И если даже предположить, что он изменил будущее в угоду в том числе личным интересам, для нас сейчас это все равно уже прошлое, и другого нет.
— Фух… — вздохнул попаданец, продолжая смотреть на идиллический пейзаж вокруг. — Но если все так, как ты говоришь, скажи, пожалуйста, почему, обладая такими ресурсами, амбициозный политик, ландаутист и масон Керенский продержался у власти всего три с небольшим месяца?
— А это уже пресловутый фактор личности в истории. Значит, у Александра Федоровича не было качеств, которые позволили бы ему задержаться подольше. Как вспоминают его современники, в большей степени это был позер, трибун и нарцисс, но не кабинетный работник, который сумел бы объединить вокруг себя и возглавить столь разнородные силы. Я больше скажу, он даже в ячейке СЭПвВ не играет той роли, на какую хотел бы претендовать. Формально он такой же, как остальные, руководителем его не выбирали. Исполняющий обязанности — Монахов. И ты мог видеть, как последнему было не по нутру, когда будущий несостоявшийся диктатор подвинул его стул, а потом настаивал на масонском обряде, отвлекая от более важных дел. Во многом монаховскому педантизму и недовольству мы и обязаны тем, что ты сейчас здесь…
— Ну, спасибо тебе, Александр Александрович! — Юра не без иронии вознес руки к небу. — А Корнилов, тот, что генерал, который за два месяца до Октябрьской революции тоже имел шанс стать диктатором? Кстати, не имеет ли он родственного отношения к нашему Игорю Ивановичу?!
— Нет-нет, всего лишь однофамильцы!
— А Ленин — не ландаутист, случаем?
— Нет, что ты! Есть, правда, одна байка, больше похожая на анекдот.
— Ну?
— Якобы осенью семнадцатого Керенский встречался с Лениным и еще одним земляком, Протопоповым — последним министром внутренних дел Российской империи. Все трое были связаны с Симбирском, а папа Керенского так и вовсе был человеком, который поставил Ленину единственную четверку в аттестате, по логике. Так вот, зачем они встречались, встречались ли вообще и о чем могли разговаривать — загадка! При этом Владимир Ильич якобы дал Керенскому и Протопопову честное слово, что сделает из России либо конституционную монархию, либо успешное демократическое государство.
— Меня терзают смутные сомнения.
— Да… И Протопопов, кстати, который чего только не наговорил после ареста в семнадцатом году, — тоже не ландаутист! Просто сумасшедший. Справка есть.
— Хорошо. А Распутин? Не из наших?
— Нет, боже упаси! — самурай даже замахал руками, будто попытался перекреститься. — Примечательная личность, спору нет, неграмотный мужик, самородок, умудрившийся подчинить себе многих, кто считался намного умнее пего…
— А Юсупов?
— Тоже мимо. У него и без ландаутизма в семье проблем хватало. Слышал наверняка. В каждом поколении семьи Юсуповых умирали все мальчики, кроме единственного наследника. К слову, и у Феликса был старший брат, Николай, пока в возрасте двадцати пяти лет его не сразила пуля на дуэли.
— И тут похоже на ландаутистские дела.
— Все на что-нибудь похоже, Юра! Но, как говорится, жизнь порой бывает даже более удивительной, чем сказки про попаданцев!
— М-да… — оба вздохнули в знак согласия и пошли дальше.
— Ты, кстати, ничего не спрашивал про собственных родственников, живших до революции, и не пытался встретиться со своими прадедушками и прабабушками, — заметил Ацуши.
— Да как-то даже и в голову такое не приходило! — признался Бурлак.
— Мужская психология, — с самоуверенным лицом констатировал японец.
— Что?!
— Есть даже такой интернет-мем. Куда первым делом отправилась бы девушка, будь у нее машина времени?.. Отыскала бы бабушку, воскликнула: «Я твоя внучка!» Та ответила бы: «Правда?!» Ну а что сказал бы любой мужик? «Приказываю послать войско выбить крымского хана с Изюмского шляха![88]»
И оба от души посмеялись.
4
— После чистилища, я тебе его уже показывал, душа попадает в один из шести миров. Ты также можешь их видеть — участки отделены деревянными заборами. В них душа и перерождается, а в целом они образуют круговорот рождения и смерти, — пояснил проводник.
— С этого места поподробнее…
— Пожалуйста. Первый мир, вон тот, за сакурой — самый большой и неоднородный, разделен на кучу секторов и ярусов. Основные — восемь великих или жарких адов, по сторонам от них — еще восемь холодных и шестнадцать малых. Души, отправленные туда, вынуждены на всех ярусах страдать от жгучего жара или жуткого холода. Я лично больше жару люблю, чем холод, но