И словно иллюстрируя его слова, поднял голову японский старик, что грел руки на костре, разведенном посреди одного из участков. Посмотрев куда-то мимо Бурлака, он вернулся к своему занятию, чтобы посвятить тому следующую тысячу лет.
— В принципе, он не выглядит, будто его истязали и мучили, — попробовал поспорить Юра.
— Да, но ты попробуй вот так же тихо и спокойно посидеть у костра и никуда не отлучаться, даже по нужде и хотя бы до вечера…
— М-да…
— Могу еще рассказать о восьми жарких адах, если тебе, конечно, интересно, — предложил Ацуши.
— Валяй! Времени у меня теперь много.
— Вот в этом ты прав! Ну смотри. Далее по курсу — ад воскрешения. И если ты заметил в его названии что-то позитивное, то ты ошибся! Под ним в данном случае понимается сперва умирание, потом воскрешение, потом снова умирание и так далее. Та еще пытка, скажу я тебе, предназначена для особо отъявленных душ.
Бурлак вновь подивился, глядя, как на упомянутом участке неизвестная японская бабушка мирно снимает урожай яблок. На мертвую вроде не похожа и на воскресшую тоже.
— А еще с утра хоронили, — прокомментировал Ацуши, прочитав его мысли.
Затем проводник по чуть-чуть рассказал об аде черных сечений, сокрушающем аде, аде воплей и аде великих воплей, а также о жарком аде и аде великого жара, ну и аде бесконечного страдания. Всех их объединяли невыносимые муки, но Бурлак к концу экскурсии начал откровенно зевать. «Если и можно умереть в этом чудесном японском аду — то только от скуки!» — подумал он.
— Так и есть, — подтвердил собеседник, прочитав его мысли. — Как я уже говорил, личный ад у каждого свой. Для Корнилова — старшина Бедняков, для Гнойного, душу которого вытеснил в отстойник Корнилов, — родная мать, бросившая его в детстве, для Ратманова — отказ единственной, которую он любил. А для тебя самый ужас — не в геенне огненной, а в том, чтобы сидеть тут, в прекрасном саду, который тебе вообще не сдался, и быть лишь сторонним наблюдателем того, что происходит там с близкими тебе людьми, с твоей вдовой, которая снова выйдет замуж, с твоими детьми, которые забудут, кто был их отец, а может, и вовсе не родятся, потому что ты был глупцом и теперь кусаешь локти, глядя на резвящихся в этом саду японских NPC-шных ребятишек… Это ли не подлинная мука?
Бурлаку стало не по себе:
— А пока я здесь, что думают обо мне там? Что я пропал без вести?
— Это в лучшем случае.
— Но как я выберусь отсюда? Числовой код? Инъекция? Или сразу катаной по шее?
— Так это не работает.
— А как работает?
— Остается только ждать, что ты кому-то окажешься нужен… Там…
— И как я это узнаю?!
— Гром, молния, дождь, разверзнется небо… Плюс-минус, как во всех мировых религиях…
Бурлак с грустью посмотрел вверх, но солнце шпарило как раскаленная сковородка, а на небе не было не то что туч, но даже облаков!
— Когда я выберусь отсюда, я напишу таку-у-ую книжищу о том, что здесь от тебя услышал! — пообещал попаданец.
— Не напишешь. Все, что ты и любой другой увидите или услышите в отстойнике душ, сотрется из памяти. И ты по-прежнему будешь считать это место чем-то вроде гигантского кипящего котла с чертями на подхвате. Если выберешься отсюда, конечно.
— Ладно… А почему Япония? Рандомный выбор моего воображения?
— Нет. Это место твоей смерти. Первой смерти в цепочке перерождений.
— Чудеса! Значит, я успел побывать и в Японии. А что ты там говорил про запрет смотреться в зеркало?
— Теперь уже можно, — милостиво разрешил самурай. — Но, как говорится, держись за стул крепче. В отражении ты увидишь не того человека, кем себя считаешь.
Юра сглотнул:
— Не Двуреченского? Не Бурлака? Кого же еще?!
— Того, кем ты был изначально, до первого путешествия во времени.
— Интрига, блин!
Как раз в этот момент небо рассекла молния. Полил стеной дождь. На чудесный сад посыпались градины размером с куриное яйцо.
— Нет, я успею посмотреть на свое отражение! — взревел попаданец, оставив самурая где-то позади.
Утопая в грязи и борясь одновременно с дождем, градом и ураганным ветром, он все же дополз до ближайшей образовавшейся лужи. Бросил взгляд вниз. И прежде чем по нему ударила молния, успел произнести:
— Японский бог!
Конец 3-й книги
Примечания
1
Поручик относился к десятому классу Табели о рангах и предполагал обращение «Ваше благородие».
2
Московская сыскная полиция, которую А. Ф. Кошко возглавлял в 1908–1915 годах.
3
До 1905 года полицию в Москве возглавлял обер-полицмейстер. Но затем его функции передали градоначальнику, на которого возлагалось управление и городом, и правоохранительными органами.
4
Рождение его императорского высочества, наследника цесаревича Алексея Николаевича отмечалось в Российской империи 30 июля. Это был официальный неприсутственный день, как тогда говорили.
5
«Золотой ротой» называли представителей городского дна, бездомных, босяков и оборванцев.
6
Чин двенадцатого, или второго с конца, класса дореволюционной Табели о рангах.
7
А. А. Адрианов — московский градоначальник в 1908–1915 годах.
В. Ф. Джунковский — московский губернатор в 1908–1913 годах, товарищ (заместитель) министра внутренних дел, курировавший общую и сыскную полицию, а также охранные отделения и жандармов в 1913–1915 годах.
8
Грандиозное празднование 300-летия династии Романовых, которое продолжалось весь 1913 год, но основные мероприятия завершились в конце мая.
9
Фальсификат для плебса из иван-чая, кавказской брусники и химических красителей.
10
«Иванами» и «мазами» в царской России называли криминальных авторитетов.
11
В дореволюционной России так называли недорогие меблированные комнаты или небольшие квартиры, которые сдавались в аренду студентам, рабочим, приезжим и т. д.
12
После реформы министра финансов С. Ю. Витте диаметр серебряного рубля составлял 32 миллиметра.
13
Самая большая московская психиатрическая больница уже существовала, но называлась тогда Алексеевской, имя врача-психиатра П. П. Кащенко она будет носить с 1922 по 1994 год.
14
В иерархии российских наград орден Святого Владимира стоял выше орденов Святой Анны и Святого Станислава.