— В Ярославль. Надолго. Но, откровенно говоря, я и сам толком не знаю, на сколько. Но готовым нужно быть ко всему! Ну а ты доложишь Кошко, что я заболел. Чтобы, по крайней мере первое время, не искали…
Рано утром слуга уже довез его до Савеловского вокзала. Извозчика не брали. Каллистрат для верности сам правил неизвестно откуда взявшейся лошаденкой с тележкой.
— А ты не ямщиком был, случаем, а, Каллистрат? В прошлой жизни, еще до ландаутизма? — улыбнулся Георгий.
— Всяким заниматься приходилось, — осклабился тот в ответ.
— И кто же ты на самом деле? — напоследок спросил Ратманов. — Ну, какое твое настоящее имя?
— Такое и есть, — развел руками ландаутист. — Каллистрат. Каллистрат Никитин.
— Повезло тебе… — заключил Юра Бурлак в теле Георгия Ратманова.
На том и расстались. Слез не лили. По-мужски пожали друг другу руки. Да и все.
3
Рано утром, как и условились, Георгий стоял сбоку от Савеловского вокзала, стараясь не сильно «отсвечивать», если бы за ним следили. Он чувствовал себя в своеобразной ловушке: с одной стороны, не исключая визита бравых стражей порядка, с другой — очередной выходки со стороны Двуреченского. И Викентий Саввич не обманул ожиданий — он так и не объявился!
«Опять обманул», — пронеслось в голове Жоржика, когда он взглянул на часы. Время шло, и ожидание становилось все более невыносимым. Георгий уже стал размышлять о том, как будет жить дальше, без Двуреченского, когда к нему подбежал неизвестный мальчишка.
— Господин Ратманов? — сказал юнец вопросительно-утвердительно. — Я от господина, которого вы ждете…
«Конспиратор от бога», — подумал Георгий, но последовал за молодым посыльным. А тот сопроводил его к уже нанятому извозчику и убежал прочь.
Быстро перегрузив вещи, неизвестный кучер резко стеганул кобылу и на скорости, сопоставимой со скоростью современного автомобиля в городе, доставил Ратманова уже на другой вокзал Москвы — Виндавский, будущий Рижский.
— Я что-то вам должен? — спросил Жора угрюмого мужика, доставившего его сюда.
Но тот промолчал и уехал. «И людей подбирает, умеющих держать язык за зубами», — добавил про себя Георгий.
Несмотря на раннее утро, здесь была уже куча людей. И по логике среди них должен был затесаться если не сам Двуреченский, то, по крайней мере, его человек. Кто на этот раз? Ребенок? Женщина? Старик?
Ратманов устало водил глазами по огромной разношерстной толпе, вспоминая о том, сколько народностей населяли Российскую империю в 1913-м — году ее наивысшего расцвета. В это время ему начал мешать это делать какой-то бездомный. Бродяга едва не утащил один из двух саквояжей Жоржика. Но тот вовремя ударил его по руке.
— Эй, мил человек, ты мои вещи ни с чем не перепутал?
— Пардон, — извинился тот на французский манер.
А Георгий принялся разглядывать незнакомца с косматой бородой и в сильно поношенной и грязной одежде. Чуйка на людей, которая была у оперативника Бурлака, подсказывала ему, что этот бич, скорее всего, тоже окажется человеком Двуреченского.
— Я вас узнал, — сказал Жора. — Вы от Викентия Саввича. Выкладывайте все!
— Э-э-э. Хм… — незнакомец помялся-помялся, да выложил на саквояж Ратманова один помятый билет. — Викентий этот ваш. Саввич… передал вам это. Срочно садитесь на поезд и поезжайте, куда здесь указано!
— Спасибо, — ответил Георгий, повертев в руках билет до Новгорода.
Но когда косматый мужик попытался уйти, полицейский чиновник жестко схватил его за руку и притянул к себе. А потом, как ненормальный, едва не сорвал с его головы копну каштановых волос.
— Эй! Больно же! — возмутился тот, схватившись руками за голову.
— Ничего. Тебе полезно будет, для профилактики, — пояснил Георгий, склонившись к «незнакомцу». — Думал, я один вещи в поезд буду тащить? Не выйдет, Викентий Саввич.
Разумеется, это был он.
— Все-все, сдаюсь! — прошептал Двуреченский. — Парик намертво к голове приклеился. В самом деле было больно. Давай чемодан, тот, что поменьше. И пошли скорее! А то, как обычно, свой шанс профукаешь.
Вот так, в своем репертуаре, Викентий Саввич, с одной стороны, вроде бы признал свое поражение хоть в чем-то. Но с другой — тут же поддел Георгия, не позволяя тому расслабляться.
4
Вскоре Жора уже сидел в мягком желтом вагоне второго класса. Конечно, не в шикарном, выкрашенном в синий, на котором путешествовало большинство дворян, богатые купцы и высшие государственные чины, но тоже ничего. Публика и здесь была добротная. К примеру — сидящая напротив интеллигентная чета, состоящая из профессора-энтомолога, любителя бабочек, и его столь же ботанического вида жены в круглых очечках на кончике носа. Ратманову невольно пришлось подслушать часть их разговора.
— Послушай, Маша, — произнес профессор с чувством, — ты ведь знаешь, что у нас в России обитает более шестнадцати тысяч видов насекомых? Это просто невероятно! Некоторые, как, например, жук-олень, — так это настоящие произведения искусства. А ты предлагаешь мне ехать в Европу, искать бабочек там…
— Да, Ваня, — отвечала она строго, — еще бы тебя ценили здесь так же, как твоих бабочек.
«В любом времени найдутся недовольные», — проворчал про себя Георгий. А когда в купе вошел Двуреченский — вернее, босяк с неопрятной бородой и в несвежей одежде, которая совсем не подходила для вагона этого класса, разговор супругов и вовсе прекратился. Парочка обменялась напряженными взглядами и, словно по команде, встала со своих мест, чтобы побыстрее покинуть купе.
— Я… я предложил жене выйти на свежий воздух, — извиняющимся тоном проговорил ученый Ратманову, вероятно, увидев в нем наиболее интеллигентного из двоих попутчиков.
— Да, подышать свежим воздухом — именно то, что нам сейчас нужно! — подхватила жена и, смерив вошедшего осуждающим взглядом, отправилась в коридор вслед за мужем.
Как только они ушли, Ратманов набросился на Двуреченского:
— Ты зачем вообще надел это вонючее рубище? Если уж косишь под босяка, так выбрал бы для поездки общий вагон, с такими же, как ты!
Двуреченский, ухмыляясь, почесал бороду и даже частично признал свою ошибку:
— Ты прав, Георгий. Но все дешевые билеты в вагоны третьего и четвертого класса уже были раскуплены, остались только дорогие. Я думал, что смогу как-то замаскироваться… Скажи еще спасибо за то, что до революции билеты не по паспортам продавали!
Ратманов вздохнул: «Думай, Бурлак, думай!» Он понимал, что Двуреченский прячется от агентов всех мастей, и в конспирации действительно был смысл. Однако его косматая борода и особенно «рубище» бесили всех, включая Георгия.
— Ладно, — сказал Ратманов. — У меня есть пара запасных вещей. Давай мы тебя хотя бы переоденем. Размер у нас, кажется, похожий. А заодно и бороду приведешь в порядок. Можно же не отрезать под корень, но сделать ее более аккуратной!
Вскоре Викентий Саввич занял клозет