Но Жора отчего-то вспоминал другие слова коллеги, сказанные о нем за глаза.
— Не за что, Александр, — не без труда скрывая истинные эмоции, ответил Георгий. — На меня у охранного отделения еще остались какие-то планы?
— Пожалуй что нет. Спасибо тебе, не первый раз уже всех нас выручаешь!
— Это моя работа. А Двуреченский далеко не уйдет! Не знаю, насколько сильно он разбился, но с такой высоты прыгнуть, да со связанными за спиной руками.
— Да, с этим мы тоже разберемся. Иди.
А уже покидая особняк, Георгий снова столкнулся с Казаком, и на этот раз практически нос к носу.
— Слушайте, Матвей Иванович! Все ж таки разбирает меня любопытство, как вы умудряетесь служить, так сказать, и нашим и вашим? И в чем именно ваш интерес?
— Ратманов, мне проще тебе ничего не отвечать. Но так и быть, по старой памяти. Все, что мы делаем, с одной стороны, реально, но с другой — как бы и понарошку. Сам подумай. Участвуя в покушении на царя, я знал, что ты его предотвратишь. А также и то, что ты, да, ты, Ратманов, рано или поздно приведешь всех нас к Двуреченскому-Корнилову, с которым у тебя личные счеты. Гениально ж… А уж в каком ведомстве я основную зарплату получаю, позволь умолчать-с, — заметил двойной или тройной агент. — Сие коммерческая тайна.
— Понятно.
Возвращаясь домой после тяжелейшего рабочего дня, чиновник для поручений при сыскной полиции удивлялся, а где-то даже и восхищался своим «заклятым другом» Викентием Саввичем Двуреченским. Опять же обманет и обведет вокруг пальца, как ребенка? Как пить дать!
Однако же как ловко это у него выходило. По сути, Викентий Саввич дважды разыграл один и тот же мошеннический прием. В первый раз он не придумал ничего лучше, чем при ограблении «общака» старообрядцев большую его часть никуда и не вывозить из заброшенной церкви на Рогоже. По сути, подельники лишь имитировали инцидент, а на самом деле просто перепрятали ценности в другом углу. Так и сейчас, Корнилов несколько месяцев водил всех за нос, продолжая преспокойненько прятаться в том же самом теле — Двуреченского, ну или Гнойного. Молодец!
2
Надо ли говорить, что ночь выдалась для Георгия Ратманова не самой простой и уж точно бессонной? Он вернулся к себе очень поздно. И, войдя в дом, стремился не издать ни одного громкого звука. Каллистрат, судя по благолепной тишине в квартире, уже давно дрых. Потому был шанс уйти под утро незаметно. «Вот только как-то это не по-людски», — подумалось Георгию. И он захотел оставить верному слуге хотя бы записку.
«Каллистрат! Ты служил мне верой и правдой…» — написал попаданец и впал в ступор. Что он мог добавить? Кроме того, что слуга служил ему верой и правдой и как к слуге к Каллистрату у него не было ни единого замечания! При этом Ратманов по-прежнему почти ничего не знал об этом добром человеке. И, откровенно говоря, это было даже подозрительно. Будь Георгий чуть более тревожным, он бы и в Каллистрате заподозрил ландаутиста.
— Запятая, — раздалось у Ратманова из-за плеча.
Он обернулся:
— Что?
— Запятая после «верой и правдой», — подсказал Каллистрат, неожиданно материализовавшись из темноты.
— Ты меня напугал. Я думал, ты спишь, — признался хозяин.
— Я-то уже поспал. А вот вам, Георгий Константинович, не мешало бы вздремнуть, — по-отечески наставлял слуга. — Сил на вас глядеть нету, совсем начальники вас не жалеют.
— Спасибо, Каллистрат, но я, пожалуй, этой ночью не усну, — сказал Жора, скручивая недописанное письмо.
Ему страшно хотелось спать. Но одновременно нельзя было исключать, что под утро он вновь впадет в сонный ступор, а некие «доброжелатели» из будущего захотят сделать ему новую «инъекцию Геращенкова». Тогда вся затея с Двуреченским пойдет насмарку. А чтобы вернуться в XXI век, ему придется довериться таким людям, как Монахов или Казак. Эх, как бы он хотел посоветоваться обо всем этом с верным человеком, таким как Каллистрат! Но тот застрял в своем XX веке и при всем желании не смог бы его понять, а тем более помочь…
— Георгий Константинович, — Каллистрат вдруг заговорил сам, глядя на свернутое письмо в руке полицейского чиновника, — вижу, у вас какие-то сложности, сомнения. Не хотите поделиться со мной, снять тяжесть с души?
— Может, и хотел бы, — признался попаданец, — да не сможешь ты мне помочь, уж извини.
— Уверены?
— Уверен.
— Это потому что я выгляжу как этакий недалекий слуга?
— Да перестань, Каллистрат, чего ты пристал? — удивился Георгий. — Отлично ты выглядишь. Иди, не знаю… пыль протри в другой комнате!
— Пыль я уже везде протер, — сообщил слуга. — А что, если я скажу, что я такой же, как и вы?
— Такой же — это какой?
— Ландаутист, — тихо произнес слуга.
По рукам Георгия побежали мурашки.
— Та-а-ак. Вот с этого места поподробнее.
— Такой же ландаутист на службе России! — повторил почти то же самое Каллистрат, но уже с большим пафосом. — Поэтому я вас хорошо понимаю и не могу уже смотреть, как вы переживаете.
— Спасибо, Каллистрат. Вот удивил так удивил. Хотя, признаться, я и подозревал о чем-то подобном. Ты из СЭПвВ или из вольных?
Здесь Каллистрат как будто замялся, а потом дипломатично ответил:
— Я из еще неопределившихся, не так давно узнал об этой своей «хвори».
— И как тебе?
— Не очень… — признался слуга. — Но как я уже успел удостовериться, что СЭПвВ, что партизаны — те еще твари, руководствуются якобы высшими интересами и совсем не думают о людях. Я уже давно наблюдаю, как они мучают тебя, Георгий. Надеюсь, эти сволочи тебя не догонят!
Георгий посмотрел на него с благодарностью, разве только не обнял. Порвал письмо, которое так и не дописал. После чего отдал необходимые распоряжения хозяйственного свойства, чтобы встретить Двуреченского во всеоружии.
В прямом смысле, кстати. Вместе они осмотрели, почистили и перезарядили целый оружейный схрон, какой остался у Георгия еще с прошлой квартиры и от прежней жизни налетчика Ратманова. Он не знал, когда и при каких обстоятельствах оружие может ему понадобиться, но спрятал в голенище сапога и в невзрачный холщовый мешок на дне дорожной сумки и «веблей», и «смит и вессон» с особыми бронебойными пулями.
— Я так понимаю, отговаривать вас бесполезно? — деликатно спросил Каллистрат.
— Правильно понимаешь.
— Тогда не буду спрашивать, куда вы едете, спрошу только, надолго ль? — поинтересовался Каллистрат, вжившись в роль слуги на все сто процентов. Разве только не прослезившись, собирая хозяина в опасный