Баллада о проклятой любви - Стефани Гарбер. Страница 75


О книге
древний зал, словно сама Судьба молча стояла позади нее, затаив дыхание в ожидании окончания истории, которую она заложила много веков назад.

Эванджелина поместила последний камень в углубление.

Наконец-то.

Это слово, казалось, шепнула ей сама арка. Эванджелина чувствовала ее дыхание, чувствовала, как ветер касался кожи. Арка пробуждалась. Все сработало.

Хаос протянул золотой кинжал с коротким лезвием, и Эванджелина осторожно уколола палец.

Как только кровь ее попала на камни, зал взорвался светом, гораздо более ослепительным, чем в тот первый раз, когда прикоснулась к арке. Ангелы сияли, как солнечные лучи. Эванджелина прикрыла глаза ладонями, пока их свечение не померкло.

Когда она снова смогла видеть, ангелы-воины уже опустили мечи, а за их спинами появилась массивная деревянная дверь с железным кольцом, свисающим из волчьей пасти.

Хаос прижал к двери затянутую в перчатку руку, словно хотел проверить, настоящая ли она. Затем повернул голову и произнес:

– Спасибо, Эванджелина.

Он выхватил кинжал и срезал прядь ее розовых волос.

Она испуганно отшатнулась.

– Зачем ты это сделал?

– Не волнуйся, ты – последний человек, которому я сейчас хочу навредить. – Хаос быстро спрятал кинжал за пояс. – Локон нужен, чтобы снять проклятие с тебя и Аполлона. Я войду внутрь, а ты просто жди здесь.

– Что там, внутри? – спросила Эванджелина.

Но Хаос уже распахнул дверь и проскользнул в Доблесть.

Каменные ангелы по обе стороны арки вздрогнули, когда он переступил порог. Эванджелина вдруг вспомнила, что Хаос и есть та мерзость, которая, как многие считали, была заперта по ту сторону арки.

Если это действительно так, то что еще спрятано в Доблести? Тяжелая дверь все еще была приоткрыта. Хаос не озаботился тем, чтобы запереть ее за собой. Видимо, он не боялся, что что-то выберется наружу и нападет на нее.

Эванджелина сделала крошечный шаг вперед, желая одним глазком взглянуть на то, что там скрывается. Если арка светилась, словно яркое солнце, то мир по ту сторону утопал во мраке и серости.

Несколько секунд ее глаза привыкали к темноте. Эванджелина ожидала увидеть клетки и томящихся в них узников, но перед ней находился лишь куполообразный вестибюль со стенами из светлого песчаника, на которых мерцали оранжевым и красным пламенем факелы, освещавшие ряд залов. Это напоминало вход в древний храм, но могло быть и хранилищем. Вполне возможно, история о том, что Доблести сокрыли здесь свое величайшее магическое сокровище, могла оказаться правдивой.

Джекс не верил, что в Доблести найдет способ обрести еще один шанс на истинную любовь, но что, если он ошибался?

Эванджелина шагнула через порог.

Она понимала, почему Хаос считал, что им с Джексом нельзя быть вместе. Она буквально чувствовала, как боль раздирала его сердце, когда он рассказывал о своих погибших друзьях и убийце Лисицы. Эванджелина не хотела разбить его сердце, да и умирать тоже не собиралась. Но она отказывалась верить, что отпустить Джекса – единственный выход. Должен быть другой способ.

Предвкушение охватило Эванджелину, когда она остановилась у входа в Доблесть. На первый взгляд коридоры, ведущие из вестибюля, выглядели одинаково: арочные дверные проемы, выложенные старинным красным кирпичом; полы, устланные удивительно толстыми коврами, расшитыми золотыми нитями.

Это определенно была не тюрьма. Эванджелина прислушалась к каждому залу. Со стороны двух из них не доносилось ни звука, но ей показалось, что она слышит шаги, эхом отдающиеся в третьем коридоре. Должно быть, именно туда и направился Хаос.

Стараясь ступать бесшумно, Эванджелина двинулась на звук. Вскоре железные канделябры превратились в золотые, на стенах появились различные полотна, а потом Эванджелина увидела дверь. Она была высокой и широкой, а сквозь небольшую щель пробивался поистине сказочный свет, призывающий заглянуть внутрь.

Эванджелина подалась вперед и уже собралась открыть дверь до конца, как вдруг заметила по ту сторону Хаоса. Он смотрел на группу людей, которые лежали на полу, держась за руки. Их одежда выглядела такой старинной, словно они сошли прямиком со страниц сказок: шерстяные платья насыщенных цветов и плетеные золотые шнуры, оловянные нагрудники и наплечники с шипами.

Эванджелина не знала, что и думать, пока не разглядела среди них девушку, чье лицо видела в одной из книг. Она была даже прекраснее, чем на портрете, и Эванджелина сразу признала в ней Аврору Доблестную.

Потом она заметила золотой венец на голове миниатюрной женщины, лежавшей рядом с Авророй. Кожа ее имела темно-оливковый оттенок, волосы отливали серебром, а лицо было безмятежным. Вероятно, это была мать Авроры, Онора Доблестная.

Мужчину рядом с Онорой можно было бы назвать красивым, если бы его лицо не испещряли следы многочисленных битв. Голову его тоже венчала корона, и Эванджелина догадалась, что это был сам Вульфрик Доблестный.

На полу лежала семья Доблестей.

Именно они были заперты в Доблести, а не их сокровища или пленники. Когда правда обрушилась на нее, Эванджелина едва устояла на ногах. Она и подумать не могла, что найдет здесь. Но во всем этом был смысл и это вполне соответствовало обеим историям, которые рассказывались на Севере о Доблестях. Если вся семья была заперта здесь, значит, арка стала своего рода темницей, в которой хранились величайшие магические сокровища Доблестей – они сами.

Неудивительно, что Хаос стремился открыть арку. Если Доблести прокляли его, вынудив носить шлем вечно, то именно они и смогут избавить от него. Эванджелина задалась вопросом, не способна ли Онора снять заклятие и с Аполлона. Джекс говорил, что она считалась лучшей целительницей всех времен.

Теперь все сходилось, за исключением уверенности Джекса в том, что в Доблести нет спасения для него. Если Онора могла избавить Аполлона от проклятия Лучника, то, возможно, поможет и Джексу.

Внезапно королева пошевелилась и поднялась с пола. Ее движения были грациозны, несмотря на ослабевшие ноги. Хаос наблюдал за ней, затаив дыхание, словно опасался, что она вот-вот исчезнет. Эванджелина вдруг осознала, что и сама замерла на месте.

– Это правда ты? – спросила Онора с легким акцентом, присущим людям, что жили в далекие времена. Голос ее был таким же нежным, как и взгляд. – Кастор?

Эванджелина невольно подалась ближе, сомневаясь, верно ли расслышала имя. Кастор был мертв. Джекс рассказал ей, как он умер. Только сейчас она вспомнила, что он не закончил историю. Просто сказал, что ему не суждено стать спасителем.

Эванджелина увидела, как Онора крепко обняла Хаоса.

– Сколько же времени прошло? – спросила она.

Хаос ответил слишком тихо, чтобы Эванджелина расслышала, но ей показалось, что она уловила слова: «Я скучал по тебе, мама».

Онора всхлипнула.

Эванджелина чувствовала себя незваной гостей, но и уйти не

Перейти на страницу: