Но до нее доносился лишь стук каблучков ее туфель и скрип открывающейся где-то двери. На Эванджелину медленно наваливалось осознание того, что она, возможно, больше никогда не увидит Джекса. Он не собирался менять свое решение. Он собирался довести план до конца и изменить прошлое, а вместе с ним и жизни их обоих.
Эванджелину охватило странное онемение, когда они устроились на бархатных сиденьях в темной карете, которая выглядела так, словно ею никогда раньше не пользовались. Она отстраненно подумала, что для вампира, обладающего сверхъестественной скоростью, поездка в карете показалась бы мучительно медленной, но для нее – невероятно быстрой.
Перед тем как въехать на территорию Волчьей Усадьбы, карета пронеслась мимо ряда безглавых скульптур, вид которых напомнил Эванджелине о семье Доблестей. По ее телу неожиданно прошла дрожь. Она до сих пор не знала, что скрывалось за Аркой Доблестей.
Когда ЛаЛа рассказала ей историю о драконе-перевертыше, Эванджелина решила, что Доблесть и правда использовали как тюрьму.
По словам Джекса, там она сможет найти и способ снять проклятие Лучника, наложенное на Аполлона, но вот излечить Джекса от его смертельного поцелуя Доблесть не могла.
Эванджелина посмотрела через карету на Хаоса. Он верил, что Доблесть поможет ему наконец снять проклятый шлем. Вампир поглаживал челюсть, скрытую железом, исследуя замысловатую резьбу из изображений и слов.
Она тревожно нахмурилась, внезапно вспомнив, что Хаос когда-то говорил ей об этих надписях – словах на языке Доблестей. «Это слова проклятия, которое не позволяет мне снять шлем».
– Мне любопытно, – сказала Эванджелина. – Если Лощина защищена ото всех проклятий, а твой шлем проклят, почему ты не отправился туда, чтобы снять его?
Несколько мгновений Хаос обдумывал ответ.
– Если бы я переступил порог Лощины, то вовсе перестал бы существовать. Это место зачаровали, чтобы уберечь от меня.
– Но я думала, что вы с Джексом друзья.
– Так и есть, но когда я только стал тем, кто я есть, не мог контролировать свои действия.
Эванджелина вспомнила газетную заметку, которую прочла в замке Слотервуд: «И все же некоторые северяне опасаются, что случившееся – вина Доблестей, которые не могут совладать с созданной ими мерзостью».
Она втянула ртом воздух, наконец сложив все кусочки мозаики воедино.
– Ты – чудовище, которое, как все думали, создали Доблести.
– Меня создали Доблести.
– Так это правда?
– А ты думала, они были так невинны, как пишут в книгах? – Хаос рассмеялся, но смех его не был счастливым. – Доблести совершили множество ошибок. Но не переживай, Эванджелина. Я уже давно не чудовище. Я просто хочу открыть арку и снять шлем.
Через несколько секунд карета остановилась на припорошенном снегом дворе Волчьей Усадьбы.
Казалось, Эванджелина только моргнула, а они уже спустились в королевскую библиотеку и она открыла дверь, за которой скрывалась Арка Доблестей.
45
Зал выглядел таким же, каким Эванджелина его запомнила: расколотый пол, серые стены, спертый воздух, от которого першило в горле, и гигантская арка, охраняемая парой ангелов в доспехах, похожих на воинов. Один из них был печален, а другой – разъярен, но они оба стояли, скрестив мечи, чтобы преградить вход в арку.
В прошлый раз, когда Эванджелина приходила сюда, ангелы даже не шелохнулись, но она готова была поклясться, что в этот раз они вздрогнули, стоило Хаосу ступить в зал.
Щелкнув замком, он открыл железную шкатулку, в которой хранились три волшебных камня.
Атмосфера вокруг них сразу же изменилась, а в воздухе закружились крошечные сверкающие искорки, похожие на звездную пыль.
Камни в шкатулке светились, переливались, сияли, практически пели от своего великолепия. Впрочем, как и камень счастья в ее руке. Эванджелина даже не заметила, как подняла крышку чугунного горшочка, но теперь камень счастья лежал у нее на ладони.
Время словно остановилось, и Эванджелина вдруг задалась вопросом, что случится, если вместо того, чтобы поместить камни в основание арки, она объединит их и перенесется во времени.
Джекс сказал, что для этой цели их можно использовать только один раз. И если она сделает это первой, то у него уже не будет шанса вернуться в прошлое.
Хаос предупреждал, что Время мстительно и не терпит изменений, но камень счастья в руках мешал испытывать неподдельный страх. Кожу закололо от магии, когда Эванджелина представила, как возвращается в прошлое и знакомится с Джексом до того, как он встретил принцессу Донателлу. Затем она подумала о своих родителях. Представила, как перемещается в прошлое и спасает их обоих. Если бы ее мама осталась жива, то отец, возможно, не умер бы от разбитого сердца. Эванджелина вновь обретет семью.
На одну потрясающую минуту перед ней возникли образы живых и улыбающихся родителей. Она увидела открытую лавку диковинок, увидела Джекса, крепко обнимающего ее. Она представила счастливую жизнь, в которой у нее никогда не было ни мачехи, ни сводной сестры. Жизнь, в которой ей не пришлось бы отправляться на Великолепный Север в поисках любви. Жизнь, в которой Аполлон никогда не был проклят, а на нее никто не охотился. Жизнь, в которой Люк никогда не превращался в вампира. Эванджелина могла изменить свою жизнь и найти один из множества бесконечных финалов, в которые всегда верила.
– Не забывай, зачем мы пришли сюда, – напомнил ей Хаос.
– Не беспокойся. – Эванджелина сжала в кулаке камень счастья. Соблазн казался таким сильным, но, как бы ей ни был ненавистен выбор Джекса, она не хотела его отнимать. Ей оставалось лишь надеяться, что он примет правильное решение.
Сделав глубокий вдох, Эванджелина поместила камень счастья в одно из углублений в арке. Секунду она ждала какого-то чуда, что произойдет что-то волшебное, что камни засияют ярче или ангелы атакуют, но все оставалось по-прежнему.
Потом она вставила в арку камень удачи. И снова ничего не изменилось.
Когда камень юности занял свое место в углублении, ладони Эванджелины вспотели от волнения, а единственное, что сдвинулось, – вихрь блестящей пыли, поднявшийся в воздух.
– Не знаю, сработает ли это, – пробормотала Эванджелина.
– Сработает. – Голос Хаоса звучал уверенно, а его пальцы подрагивали от напряжения, когда он передавал ей последний камень.
Взяв его в руку, Эванджелина почувствовала, что превратилась в оживший комок нервов. Все, что она делала, все, что пережила с тех пор, как приехала на Север, вело к этому моменту. Если бы она верила в судьбу, то подумала бы, что с самого рождения она вела ее именно сюда. Мысль эта ей не понравилась, и все же она не могла отринуть чувство неизбежности, которое, казалось, наполняло