На этот раз я взял себе в помощники жену. Дело в том, что из того завала, где мишки уже сделали себе берлогу, нужно было уходить. Я переоценил их доверие к себе, когда бесцеремонно лез осматривать подготавливаемые берлоги. По этой причине завал стал для зверей беспокойным местом. Унести одному все вещи на новое место было трудно, а переход был крайне необходим. Медвежата могли просто не залечь в берлогу, и тогда их пришлось бы распределять на зиму в клетках, а этого не хотелось.
Пятого декабря мы были на месте, шестого ушли от «Горбуновки» за восемь километров, установили палатку, залегли в ней и стали наблюдать за мишками. Вокруг лежал снег. Седьмого декабря медвежата весь день строили берлогу под громадным выворотом в пятидесяти метрах от нашей палатки. На следующий день они натаскали в берлогу материал для подстилки, залезли в берлогу и больше из нее не показывались. От палатки мы ушли под снег, в ночь на десятое декабря. Медведи остались спать в своей берлоге. В период строительства берлоги у них не было отмечено новых поведенческих элементов, существенно отличавшихся от прошлогодних или как-то дополняющих их. Каждый раз при строительстве зимнего убежища у них проявлялся уже сложившийся поведенческий стереотип. Разве что вели себя звери более осторожно.
Яшка уходит в лес
Весна. Как раз в ту пору, когда из берлог выходит молодняк, на Центральную усадьбу к клеткам заявились наши медведи. Никто не видел, как они подошли к поселку. Пребывание в пустом вольере им скоро наскучило. Катя перебралась через сетку и подошла к двум сиротливо стоявшим на высоких подставках ульям. Я безуспешно пытался разводить пчел вот уже второй год подряд, но времени на уход за ними у меня все не находилось, и, конечно, о меде приходилось только мечтать. Первыми медвежат увидели или услышали собаки и подняли истошный лай. Я догадался, что во дворе творится что-то неладное, и выскочил из дома. Не обращая никакого внимания на лай собак, Катька стояла на задних лапах и деловито сдирала крышку с крайнего улья. Я закричал. Медведица сразу оставила разбой, крупными прыжками подбежала к сетке вольера, ловко перебралась через нее и убежала в лес. Я понял, что наша спокойная жизнь кончилась, оделся и пошел к медведям здороваться.
Мы встретились как хорошие, старые друзья. Погуляли немного, разгребая остатки талого снега, а потом я посадил мишек в клетки – каждого в свою. Наши надежды на то, что медведи останутся жить в лесу, не сбылись. Тем не менее, я решил походить с каждым из них в отдельности и посмотреть, как они будут вести себя в лесу. Медведям исполнилось больше двух лет. Такие звери почти всегда живут самостоятельно. Редко можно увидеть весной двух медведей-родственников третьего года жизни.
Тринадцатого апреля мы взвесили зверей, и оказалось, что за зиму каждый из них потерял чуть ли не треть массы. Первая прогулка состоялась с Катей. Мы проходили с ней целый день – с раннего утра до позднего вечера. Катька плотно держала мой след и, несмотря на то, что часто отвлекалась по сторонам в надежде поживиться чем-нибудь съестным, спрятаться или отвязаться от нее в лесу нечего было и думать – это был уже опытный зверь, четко и умно разбиравшийся во всех хитросплетениях следов. Мне хватило единственной вылазки, чтобы убедиться: Катю оставлять в лесу нельзя. Более того, ее нельзя оставлять без присмотра и в вольере. У нее совершенно отсутствовал страх перед человеком, строениями, и она могла в любой момент выйти в поселок, а чем это кончится, можно было только предполагать, но на благополучный исход подобного визита надеяться было трудно. Катю посадили в клетку, теперь ей разрешались нечастые прогулки только под моим надзором.
Оставался Яшка. Зверь этот сохранил дикий нрав, избегал встреч с людьми, держался все время настороже и даже убегал несколько раз от меня во время прогулки. Найти его после побега мне ни разу не удалось, однако поздно вечером Яшка самостоятельно возвращался в вольер и заходил спать в свою клетку. Я решил не закрывать его вовсе, предоставив полную свободу.
Целый месяц Яшка прожил около поселка. Рано утром он исчезал из вольера, и целый день его нигде не было видно. Но вечером он бесшумной тенью возникал около своей клетки и, потоптавшись вокруг, лез в нее спать. Если я в это время пытался подойти к клетке, Яшка, заслышав мои шаги, убегал в лес и выходил оттуда, лишь убедившись, что в вольер зашел свой человек. В его экскрементах, которые в достаточном количестве появлялись около клетки, можно было рассмотреть остатки корешков сныти и медвежьей дудки, отдельные, крупные, целые клюквины, труху древесины, остатки осоки и еще многие другие компоненты, определить которые без специального анализа было невозможно. Было ясно, что Яшка уходит от поселка далеко: ближайшее болото «Старосельский мох», где он мог найти клюкву, располагалось не менее чем за 4 километра. В вольере Яшка не получал никакой подкормки, в отличие от Кати, которая полностью перешла на домашнее довольствие. Но, кажется, от этого вовсе не страдал. За все это время никто из жителей заповедника Яшку не видел. Поведение его было мне несколько непонятным. Медведь не получал в вольере никакой подкормки, и его привязанность к своей клетке можно было объяснить только особой симпатией к Кате – их клетки стояли рядом. Обычно медведи такого возраста живут одиночками, так что семейная связь наших медведей должна быть слабой. Яшка явно боялся людей: уходил далеко, а в вольер приходил только на ночь – поспать. Мы надеялись, что в один прекрасный день медведь уйдет и больше не вернется. Но Яшка регулярно, почти в одно и то же время – около