Еще раз в берлогу
Работа с медвежатами была закончена, и встал вопрос, что же делать с ними дальше? Содержать их в клетках для некоторых стационарных исследований и для показа публике нам не хотелось. Медведи требовали ухода за собой, а это значило, что им нужно готовить пищу, чистить клетки, т. е. постоянно находиться около них. Ухаживать за мишками было некому. Выпускать на волю этих уже привыкших к людям и сладкой каше животных было, на мой взгляд, далеко небезопасно, да и прижиться им в лесу, где много диких медведей, непросто. Мы долго совещались и, наконец, решили отвести медведей в лес на зимовку, а весной будет видно, что с ними делать. В душе каждого из нас, кто работал с этими медведями, теплилась надежда, что они, перезимовав в берлоге, вдалеке от Центральной усадьбы заповедника, так и останутся в лесу. Шансов на такой исход дела было мало, особенно сомневался я: слишком много людей побывало в контакте с медведями, да еще и кормили их чуть ли не с рук. Медведь – зверь памятливый: станет голодно – и пойдет проверять все места, где ему удавалось чем-нибудь поживиться. Но риск – благородное дело!
9 ноября выпал первый снег. Я собрал вещи, погрузил их на телегу, которая должна была доставить груз в дальнюю избушку, а сам налегке повел медведей. На следующий день мы были уже на месте, в урочище «Горбуновка». Вскоре туда же приехала телега. Грохот ее колес о выступающие на дорогу узловатые корни могучих елей, вплотную придвинувшихся к узкой лесной дороге, в течение получаса наполнял лес многоголосым эхом, пугая живность необычными звуками. Медвежата от страшного звука приближающейся телеги давно спрятались в лесу, чему я был только рад, так как надеялся без хлопот разгрузить поклажу. Телегу привез старый, но крепко сложенный мерин по кличке Мальчик. Он знал на память все заповедные дорожки, тропинки, просеки. На лесных кордонах лесники путают коней на ночь, связывают им специальной веревкой передние ноги. Спутанный конь по лесу пройти не может, пасется на лугу до утра. Мальчик уходил. Уходил, если оставался ночевать в чужом месте, уходил за многие километры домой, в свою конюшню. Медленно, с расчетом наступая на шаткие кочки, он переходил болота, обходил лесные завалы, перебирался через овраги и ручьи. Конь этот был сильным и решительным, умел резко передернуть зимой сани с грузом через пропарину в топком ручье. Мальчика-труженика в заповеднике любили за покладистый, уравновешенный характер и все хорошо знали.
Я начал быстро разгружать вещи. Вещей набралось много – я собирался пробыть в лесу больше месяца. Хотелось лучше изучить поведение медведей в период подготовки их к зимовке и во время строительства берлоги. Мне помогал возница, работавший в заповеднике егерем. Мы еще только начали переносить вещи в лесную избушку, как конь тревожно всхрапнул. Мальчик хорошо знал и понимал лесных зверей, и мы подумали, что он зачуял запах медвежат, оттого и всхрапнул. Пока мы укладывали в избушке вещи на нары, с улицы раздался сильный треск! Выскочив, мы увидели удиравших от воза медвежат, болтающуюся на хомуте оглоблю, перебитую ударом крепкого копыта. Мальчик гневно заложил уши, раздраженно косил глазом! Конь, однако, не сдвинулся с места, так что содержимое воза осталось целым. Поблагодарив судьбу и железные нервы Мальчика, мы быстро разгрузили оставшийся скарб, накрепко связали веревкой обломки оглобли, вставив для прочности кленовую накладку, и пустая телега загремела в обратную дорогу, еще яростнее подпрыгивая на корнях и кочках. Пользуясь передышкой, – медвежата из леса пока не показывались, – я разложил вещи по местам.
Для начала нужно было внимательно осмотреть ближайшие к избушке кварталы леса. Оказалось, что мелких лесных завалов, в которых медведям можно было устроить берлогу, в старом лесу было много. Отжившие свой век ели, осины, падали, образуя непролазные завалы. Старым, подгнившим у корней деревьям помогал ветер – валил их, освобождая место под солнцем новым поколениям стройных, крепких, молодых деревьев. В таких местах медведи любят делать берлоги. Под упавшими стволами всегда найдется удобное, защищенное от дождей место, а молодые деревца еще не имеют густой кроны, не задерживают снег. Снег надежно накрывает медвежье убежище, прячет медведя от лютых морозов под своим одеялом. Я и раньше предполагал, что медведям не доставляет особых хлопот выбрать место под берлогу, но теперь стало очевидным, что зверь может залечь в любом месте, лишь бы оно было относительно спокойным. Так что мне не пришлось ломать голову, выбирая мишкам место для зимовки. В полукилометре от избушки я нашел небольшой вывал, где и поставил палатку. Натерпевшись от холода в прошлом году, я на этот раз сделал и поставил в палатке маленькую жестяную печку, оборудовав ее по-таежному: в дверце проделал отверстия для тяги, которые могли перекрываться специальной задвижкой. Это приспособление позволяло регулировать тягу, оставляя, при надобности, только малое отверстие. И печка могла гореть очень медленно, поддерживая в палатке ровную температуру. Каждый, кто жил в палатке, знает, что стоит печке разгореться, как воздух мгновенно накаляется так сильно, что становится нечем дышать, а как только печка прогорит, сразу становится холодно. Я заранее приготовился, и как только начались морозы, из трубы моей печки потянулся сизый дымок. На поведение медведей мои упражнения с печкой заметного влияния не оказывали – при первых же морозах они начали строить себе берлогу.
Вторая берлога
Как и в прошлом году, чело они закладывали со стороны корней, повторяя все те же приемы гнездостроения. Когда берлога была почти готова, я выбрался из палатки и хорошенько ее осмотрел. После такого бесцеремонного вмешательства с моей стороны мишки забросили строительство, несколько дней лежали вблизи палатки, а потом отошли чуть дальше и начали строить новую берлогу. Через три дня я осмотрел и описал и эту берлогу. Медведи вновь забросили строительство. Внешний их вид не выражал огорчения, но мне казалось, что они про себя осуждали мое поведение – долго отлеживались, строили скучные, невыразительные «мины», а потом, когда пошел густой снег, ушли за завал и там занялись строительством третьей по счету берлоги. Было уже двадцать седьмое ноября – к этому времени все