Да, я не смог красиво выбраться из машины, как обычно. Скорее вывалился, поскуливая от боли. Перед глазами уже начинают мелькать мушки, но я, сцепив зубы, тащусь к калитке. Слышу перестрелку в доме и во дворе. Пытаюсь ускориться. Волоку за собой раненую ногу. И меня не покидает ощущение, будто я могу опоздать.
Сердце хреначит на максималках. Рука, держащая пистолет, дрожит, и я сжимаю его крепче. Прежде, чем войти в калитку, передергиваю затвор. Взвожу курок и захожу. Во дворе уже несколько трупов. Внутри грохот, крики, мат, редкие выстрелы.
Делаю несколько шагов к дому и замираю. Из-за угла выруливает Плюха.
– Сука, – шиплю я.
Перед собой он толкает мою жену, которую держит за волосы. У нее лицо в крови и слезах. Она двигается на полусогнутых, вцепившись пальцами в руку Плюхи. Лицо перекошено от боли. Возле ее виска он держит ствол. Останавливается, заметив меня.
Я поднимаю пистолет, а этот мудила пытается прикрыться моей женой.
– Ты жив?
Шок на лице Плюхи не передать словами. Он как будто за секунду понимает, что уже не жилец. Мои руки обретают твердость. Я киваю, и Таня, резко дернувшись, слегка присаживается, а я делаю выстрел. Попадаю четко в лоб Плюханову. Он на автомате тоже стреляет. Моя умная девочка успела присесть, иначе этот шакал прострелил бы ей висок.
Когда он выпускает мою жену и роняет пистолет, оседая на землю, я понимаю, что справился. Меня догоняет мысль, что я просто пошел ва-банк. Я ведь мог потерять Таню. Плюха мог сделать выстрел за секунду до меня, и я бы тогда лишился жены. Да, потом бы я жестоко мстил. Только Таню бы это не вернуло.
Осознание того, что я ее все же спас, придавливает меня бетонной плитой, и я падаю на вымощенную тротуарной плиткой дорожку. Смотрю на Таню, которая на коленях пробирается ко мне. Краем уха слышу, как тихо стало в доме. Понимаю, что надо самому подползти к жене, но сил уже нет. Головокружение, которое я так стойко игнорировал, усиливается, и у меня закатываются глаза. Последнее, что я вижу перед тем, как чернеет мой мир, испуганное, бледное лицо моей жены. И слышу нежный голос:
– Лешенька…
Глава 50 – Львица
Алексей
В полусне чувствую нежное прикосновение к щеке. Губы растягиваются в улыбке, а потом я хмурюсь, потому что в памяти всплывают последние события. Они кружатся каруселью, как при скоростной перемотке. Перестрелка, Марат, пуля в ноге. Я помню, как ее вытаскивали. Правда, я уже был в таком бреду, что едва соображал, что происходит.
Потом страх за Таню и догадка о том, что Плюха мог пожаловать в мой дом. Безумие и недальновидность были его основными принципами. Особенно первый. Мудак получил по заслугам. Жаль только, что умер так легко. За то, что у моей жены было лицо в крови и она корчилась от боли, когда подонок тащил ее за волосы, он заслужил медленную, мучительную смерть. Не срослось. Мне было важнее спасти Таню.
– Леша, – в мои уши проникает нежный голос, а потом я снова чувствую ласковое прикосновение к щеке.
Улыбаюсь, хмурюсь и снова улыбаюсь, когда нежные пальчики, едва касаясь, перемещаются на шею, а потом теплая ладошка ложится на грудь. Я не хочу просыпаться. Мне и так хорошо. Еле уловимые касания, словно порхание бабочки на коже, дарят умиротворение.
– Лешенька, просыпайся, – нежным голосом на ухо, а потом теплый, мягкий поцелуй в скулу.
– Не хочу, – хрипло шепчу я.
– Придется, – слышу улыбку в голосе. – Тебе надо выпить лекарства, иначе нога будет болеть.
Медленно моргая, открываю глаза. В поле зрения тут же попадают любимые глаза и нежная улыбка. Вспомнив кровь на лице, внимательно осматриваю его.
– Ты опять хмуришься, – говорит Таня уже без улыбки. – Сильно болит?
– Он бил тебя?
– Кто?
– Плюханов.
– Только дал одну пощечину.
– У тебя лицо было в крови.
Она сглатывает и кривится.
– Один из твоих охранников пытался закрыть меня собой. Плюханов выстрелил ему в голову. Это была не моя кровь. Просто я не успела стереть ее, потому что он тут же схватил меня за волосы и потащил прочь из дома.
– Сука, – шиплю. – Если бы мог, воскресил бы и убил заново, но уже мочил бы долго и мучительно.
– Не думай об этом, – отзывается Таня и гладит мое лицо. – Он уже получил по заслугам. Мертв, как и все его люди. Давай-ка, надо выпить лекарства и поесть. Светлана приготовила бульон и мясо на пару. – Я кривлюсь. Звучит ужасно невкусно. – Так, без препирательств и вот этой гримасы, – строго говорит Таня, а я улыбаюсь, подтягиваясь на кровати. Командирша. – Вот так, – приговаривает, помогая мне удобнее устроиться на кровати, а потом ставит надо мной поднос на ножках.
Я принимаюсь за еду, отмечая, что все не так уж плохо. С каждой ложкой бульона и кусочком мяса чувствую, как набираюсь сил.
– Тань, что случилось дома? – спрашиваю.
– Сначала ребята приехали к родителям, – говорит она, слегка подрагивающими пальцами поправляя воротник платья. – Артем очень деликатно отвел меня в сторону и сообщил об опасности. Я уехала от родителей. Ничего им не сказала, чтобы не напугать. Ну, в общем, мы приехали домой. Охрана заперла меня в доме на случай, если что-то пойдет не так. Но этого оказалось недостаточно. Они все… – она судорожно втягивает воздух. – Все умерли, Леш. Умерли, защищая меня.
– Такая у них была работа, – отвечаю довольно сухо, чтобы Таня не начала проникаться этой потерей. – Они знали, на что шли, и за этот риск получали хорошие деньги.
– У них ведь наверняка были семьи, – произносит дрожащими губами.
Положив ложку на поднос, поднимаю руку и кладу ладонь на щеку жены. Она прижимается к ней и прикрывает глаза.
– Танюш, они все знали о рисках и шли на них осознанно. Все семьи после смерти безопасника получают хорошую компенсацию. Близкого человека им это не вернет, но немного утешит. Но хочу тебя успокоить. Большинство тех, кто работает в моей службе безопасности, – одиночки. И вообще. Если так думать, то мне нужно сворачивать бизнес и идти работать на завод, – усмехаюсь. – Тогда останется риск только для меня.
– Ну что ты все перекручиваешь? – распахнув глаза, возмущается она. – Ешь давай.
– Мне даже немного нравится, когда ты пытаешься командовать, – усмехаюсь, снова принимаясь за еду. – Что было дальше?
– А дальше ты сам все видел. Плюханов вытащил меня из дома через второй выход и пошел во двор. А тут