Однако в инициированном Маклюэном медиадискурсе исходно присутствовала тенденция к регуманизации медиа. Уже проект понимания медиа (а главная книга Маклюэна так и называется – Understanding Media) означает, что в субмедиальном пространстве предполагается субъект сигнификации, сообщения, коммуникации, чьи послания зритель может и должен правильно интерпретировать. Аналогия с психоанализом здесь и впрямь налицо. Субмедиальный субъект мыслится Маклюэном как антропоморфный субъект речи, язык которого нужно понять, а не как подобный «чужим» субъект чистого действия, агрессии и угрозы, которого нужно победить или от которого нужно защититься. В силу этого Маклюэн вполне оптимистично интерпретирует отношение зрителя к субмедиальному субъекту как герменевтическое отношение чтения и понимания, а не как параноидальное отношение страха, самозащиты и ответной агрессии. Более того, Маклюэн даже привносит в свое понимание субмедиального субъекта ноты сентиментальности, разделяя медиа на «горячие» и «холодные» и тем самым окончательно превращая их в партнеров по диалогу, которых мы в определенных обстоятельствах можем упрекнуть в не заслуженной нами холодности, как это обычно бывает в дружеских или любовных отношениях.
Но ярче всего безотчетный оптимизм маклюэновского проекта выражается в его – для дальнейшего развития теории медиа роковом – утверждении, что медиум есть сообщение. Из этого следует, что все медиа всегда абсолютно откровенны – нам нужно лишь правильно прочесть и понять знаки их откровенности. Столь простодушное предположение безграничной откровенности медиа достойно удивления. Если ему верить, всякие поиски добиться признания, проявления, раскрытия субмедиального другого излишни. Все знаки на медиальной поверхности одновременно являются откровенными знаками субмедиального и передают его послания – нет таких знаков, которые скрывают, заслоняют, сбивают с толку, вводят в заблуждение или делают субмедиальное пространство недоступным. Маклюэну неведомо медиаонтологическое подозрение. При этом его изумительная вера в откровенность медиального имеет свои особые причины, которые необходимо исследовать.
Как вообще происходит понимание (суб)медиальных сообщений? Маклюэновский ответ на этот вопрос относительно прост: путем сравнения различных медиа. Сознательно передаваемое сообщение, которое медиально формулирует говорящий, как бы отделяется от своей медиальной манифестации и сравнивается с другими возможными формулировками этого же сообщения в других медиа. Сообщающий предстает здесь как субъект выбора между различными медиа – потенциальными носителями его сообщения. Если он хочет передать какую-то информацию, то выбирает один из имеющихся в его распоряжении медиумов, оставляя в стороне остальные. Поскольку получатель послания знает, как выглядит парадигма в целом, то есть какие медиальные опции были в распоряжении отправителя, он может угадать, какие последствия мог бы возыметь выбор другого медиума для значения этого сообщения – стало ли бы оно, к примеру, более холодным или более горячим. Таким образом, получатель может вычислить послание медиума с помощью довольно простой формулы: медиализированное сообщение минус вкладываемое [отправителем] сообщение равно посланию медиума. Сам Маклюэн в весьма остроумной и вдохновляющей манере проводит свои герменевтические исследования различных медиа с помощью такого интермедиального сравнения. Однако в основе этого сравнительного анализа лежит вера в то, что сознательное сообщение субъекта можно аналитически отделить от послания медиума, чтобы затем продемонстрировать, как одно сообщение модифицирует или даже искажает другое. Но эта вера весьма проблематична. И вопрос не в том, правомочна ли вера в возможность отделить сообщение медиума от индивидуального сообщения. Вопрос в том, откуда она вообще берется.
Ответ на этот вопрос может быть только один: эта вера представляет собой наследие классического авангарда, некритически усвоенное Маклюэном. Для художественного авангарда, сформировавшегося в начале XX столетия, характерен, как известно, редукционистский метод: он стремится вычесть из текста или из картины всё содержательное, сознательно заданное, сообщаемое, чтобы в конечном результате высвободить чистую форму медиума, или, как говорит Маклюэн, собственное сообщение медиума. И анализ Маклюэна, и весь позднейший дискурс медиатеории просто немыслимы без усвоения этой основной авангардистской модели. Да и сам Маклюэн прекрасно помнил об этом наследии и был далек от того, чтобы скрывать его. Магическая формула «медиум есть сообщение» фигурирует в тексте Маклюэна в придаточном предложении, а именно в контексте рассуждения о кубизме. В Понимании медиа (1964) Маклюэн пишет, что кубизм разрушил иллюзию трех измерений и выявил природу медиума, с помощью которого картина доносит сообщение до человека. Тем самым кубизм дал возможность осознания медиума в его целостности. Далее Маклюэн пишет: «Ухватившись за мгновенное целостное осознание, кубизм неожиданно объявил о том, что медиум есть сообщение»[20]. Стало быть, не Маклюэн объявляет радостное сообщение о сообщении медиума – это делает кубизм. Но откуда, собственно говоря, Маклюэн знает, что кубизм объявляет именно сообщение медиума, а не какое-либо другое? Как на непререкаемый авторитет он ссылается на Эрнста Гомбриха[21]. Следовательно, Маклюэн объявляет, что Гомбрих объявляет, что медиум есть сообщение. Однако объявление Гомбриха сформулировано куда менее внятно, чем, к примеру, сообщение Клемента Гринберга, который во времена Маклюэна, разумеется, еще не пользовался столь же непререкаемым авторитетом, как Гомбрих. В своей статье Модернистская живопись[22], вызвавшей в свое время оживленную дискуссию, Гринберг писал в связи с французским кубизмом: «Вскоре выяснилось, что уникальная и неотъемлемая область компетенций каждого вида искусства совпадает с тем, что есть уникального в природе его медиума». И далее: «Ограничительные условия, определяющие медиум живописи – плоская поверхность, форма картинного носителя, качество пигментов, – расценивались старыми мастерами как негативные факторы, которые следовало скрывать. Модернизм рассматривает те же самые ограничения как позитивные факторы, которые теперь открыто признаются». Гринберг решительно приписывает кубизму открытие медиальности медиума, эксплицитную тематизацию медиального – короче, объявление сообщения самого медиума. Так что в те годы, когда Маклюэн писал свою книгу, интерпретация классического авангарда как художественной стратегии, направленной в первую очередь на выявление медиума, считалась общепризнанной – по крайней мере, в контексте прогрессивной художественной теории[23].
Для исторического авангарда с самого начала конститутивное значение имело требование устранить из каждого художественного медиума всё ему чужеродное и оставить лишь то, что специфично для этого медиума. Из живописи следовало устранить всё миметическое, сюжетное, литературное, чтобы сделать видимой чистую комбинацию форм и цветов; из поэзии следовало устранить наррацию и изобразительность, чтобы продемонстрировать чистое звучание языка или чистую форму текста; из музыки следовало устранить всё подражательное и мелодически-повествовательное, чтобы сделать слышимым чистый звук. Отказ современного