– Клиническая смерть, – сказал Трент, настраивая систему, – Такое встретишь редко, Даниэль, – посмотрел мужчина на меня, – Сам бог спас сегодня ее.
Его я тоже проигнорировал. Мы выехали в город, и взгляд устремился за окно. Вдали все горело. Берлин горел. Черный дым поднимался в воздух, а огонь, что поглощал город, освещал темную ночь. Я не успокоюсь, пока от него не останется только пепел, а от Гамбино даже косточки.
Когда приехали в наш арендованный дом в горах, Трент открыл машину и птичку каталкой провезли в дом. Забинтованными руками, держал ее за запястье, чувствуя пульс. Мы перенесли ее в удобную постель и настроили мониторы.
– Состояние стабилизировалось, – спустя некоторое время сказал доктор, – Ночью придется покараулить. Мы с Франческой останемся здесь на всякий.
Кивнул ему, сидя у кровати Андреа на полу. Мои вещи были пропитаны грязью и собственной кровью, но это было так чертовски неважно, ведь Андреа, моя птичка, моя дьяволица, моя любовь жива.
– Пойдем со мной, Даниэль, – подошел Трент, но я отрицательно покачал головой, получив от старика хмурый взгляд.
– Твои раны могут начать гноится, – заворчал мужчина, – Останешься без ноги и руки, спасать не буду. Еще ты грязный и вонючий, не думаю, что синьоре это понравится, когда она проснется.
Мне были безразличные его слова. Я лишь не хотел отпускать руки своей птички.
– Я побуду с ней, – появилась в дверях Франческа.
– Я не доверяю тебе, – не скрывал я, посмотрев на дочь Трента.
Она нахмурила светлые брови. Блондинку явно задели мои слова. Она скрестила руки на груди и дернула подбородком.
– Я классифицированный хирург, получивший несколько премий и почетных мест, Дон Даниэль.
– Ты можешь доверять ей, Даниэль, – выдохнул Трент, – А теперь пошли, – он помог встать и увез меня на обработку, занявшую более двух часов.
Приняв душ и проверив Тину, ушедшую на ночной сон, я поднялся на веранду и вышел на свежий воздух. Заснеженные вершины гор розовели в лучах восходящего солнца. Морозный воздух с нотками ощутимого дымка обжигал легкие. Мир вокруг дышал покоем, словно не замечая далекого пожара, отблески которого пульсировали на горизонте. Берлин горел. Не огнем стихии, а огнем моей ярости. Дым, поднимающийся над городом, казался зловещим цветком, распустившимся в предрассветной дымке. Пусть горит. Пусть этот город, ставший символом моей боли, превратится в пепел. Здесь, в горах, среди просыпающейся природы, я чувствовал странное, горькое удовлетворение. Красота рассвета и ужас пожара сплелись в единое, пугающе гармоничное целое. Это был рассвет новой жизни, рожденной из пепла старой. Жизни, в которой не было места страху и слабости. Только холодная решимость и жажда справедливости.
Эта уходящая ночь изменила наши жизни раз и навсегда. Я знал, как прежде уже не будет, но также был уверен, что будет лучше. Я сделаю все ради этого.
В комнате Андреа пахло дезинфекционным средством и лекарствами, когда я переступил порог. Франческа ставила новую систему, и увидев меня, молча вышла, не удостоив взглядом. Кажется, я задел ее, но сейчас это было последнее, что меня волновало.
Андреа смирно спала. Франческа переодела ее в специальную больничную рубаху. Волосы птички рассыпались по подушке, а грудь тихо вздымалась. И я не хотел отводить взгляда, лишь бы быть уверенным, что с ней ничего не случиться. Даже моргнуть было страшно, словно за это мгновение все исчезнет и окажется сном.
Устало и слишком сломлено, подойдя к ней, лег рядом и коснулся ее запястья, проверяя пульс.
– Больше никто не причинит тебе и Тине вред, птичка, – мои пальцы побежали по ее волосам, – Я буду готов отдать свою жизнь, но никогда не делай этого за меня. Твоя жизнь слишком ценна для уродливого мира, в котором мы живем.
Я уснул. Так и ушел в сон, прислушиваясь к ее сердцебиению. Теперь это стал мой любимый звук.
***
Неделю спустя Андреа пришла в себя. Трент сказал, что это долгий процесс, поэтому вся семья ждала этого.
Мы сидели с Тиной у кровати Андреа, все еще находясь в Берлине, и читали сказку маме, пока звук монитора сопровождал наши слова.
– И тут принцесса сказала принцу…, – зачитал, уже завершая книжку, но движение Андреа привлекло внимание.
Опустив Тину с колен, подбежал к ней, и взял ее руку в свою. Она открыла глаза, и я не смог сдержать улыбки на лице.
– Мама проснулась! – шепотом кричала Тина.
Нам не позволено было громко разговаривать в комнате Андреа, поэтому и кричать мы научились шепотом. Тина побежала на выход, крича об этом Каиру и Габриэлю. Последний занимался поиском Гамбино. Мерзавец провалился сквозь землю. Но это не давало нам расслабиться. Я найду его даже под землей.
– Даниэль, – в полусонном бреду прошептала птичка.
Ее глаза слабо затрепетали. Она подняла руку полных трубок от системы к лицу и нахмурилась. А я не мог прийти в себя, услышав ее голос. Хотелось кричать всему миру, что моя любимая проснулась. Я слышу ее голос, чувствую теплоту ее кожи. Она жива!
– Что болит? – коснулся ее бедра, пытаясь понять по движению, где болит.
– После коммы такое бывает, – заговорила за моей спиной Франческа.
Девушка все это время оставалась в Берлине. До момента, пока Андреа не проснется. Трент не мог оставить свое медицинское учреждения без присмотра, поэтому его заменяла Франческа. Она подошла к Андреа, начиная снимать некоторые трубки.
–Я жива, – Андреа улыбнулась сквозь слезы, что поплыли по немного бледным и исхудавшим щекам, когда она закрыла глаза, глубоко выдыхая, – Я правда жива, – в неверии шептала дьяволица. Ее теплые пальцы, всегда казавшиеся холодными, сжали мою руку.
Франческа оставила нас, кратко улыбнувшись. Лег рядом с птичкой. Обнял ее, крепко зарывшись носом в волосы и наконец с выдохом закрывая глаза. Птичка обняла в ответ и заплакала в мою грудь. Мои руки нашли исхудавшее лицо Андреа. Она подняла взгляд больших зеленых глаз, хлопая длинными мокрыми от слез ресницами. Вглядывался в каждую линию ее зрачков. Там, когда ее мертвое тело было в моих обессиленных руках, молился, чтобы она открыла эти глаза. Сейчас не мог поверить, что снова вижу их. Снова могу любоваться ими.
– Я думал, что навсегда потерял тебя, – наши лбы соприкоснулись, как и носы. Мы делили крупицы одного воздуха и боли. Все казалось не больше, чем сон.
Я правда вижу ее?
Касаюсь. Разговариваю. Слышу. Ощущаю.
– Но не потерял, – улыбнулась Андреа, а мне хотелось закричать. Злиться за ее бездумный поступок.
– Нет, я потерял тебя, Андреа, –