Паладин. Свет и Скверна II - Илья Романов. Страница 65


О книге
огнестрелом и холодянком отряд бойцов, державших оборону. Я скинул с плеча лабрис и медленно наступал на них, оставляя позади себя, на каменной дорожке и земле длинную борозду. Первые ряды, прикрытые щитами дрогнули, свою ауру я не сдерживал. Свет струился из моего тела и внушал страх в ряды защитников, как и всполохи тёмно-зелёного огня, появившиеся на оружии.

На меня навели дула автоматов, но огонь никто не открыл. Из всех защитников эти остались последние, остальные погибли все до единого, мои бойцы встали за моей спиной. С ног и до головы покрытые кровью врага, они внушали страх и трепет, а неожиданные помощники держались чуть позади, наблюдая за тем, что будет дальше.

— Я скажу лишь раз и повторять не буду, — холодно заговорил я, а голос мой гремел среди образовавшегося побоища. — Отступите, сложите оружие и сдайтесь. Вы защищаете труса, который недостоин вашей преданности и за которого не стоит умирать. Отойдите, не мешайте, и тогда вас пощадят. Я — князь Потёмкин и таково моё слово. Решайте, у вас три секунды.

Защитники переглянулись, некоторые из них сразу же разорвали строй, бросили оружие и с поднятыми руками вышли к нам. И их никто не тронул, что послужило сигналом для остальных сомневающихся. В конечно итоге среди всех тех, кто защищал путь к крыльцу, остался лишь один человек. Невысокого роста юнец, которому не дашь больше восемнадцати зим. Он держал щит и меч, смотрел на меня широкими глазами и дрожал от страха, но не отступил.

— Я-я не могу, ваша светлость, — покачал он головой, сглотнув. — Простите, но н-не могу!

— Достойно, — кивнул я, вскинул лабрис обратно на плечо, создав порыв ветра, от которого люди шарахнулись в стороны. — Тогда подними щит повыше, сынок, и будь готов.

Парень так сделал, а я ушёл в Рывок Света, оказался сбоку от него и ударом древка по шее, вырубил его. Тот даже понять ничего не успел, упав на землю лицом вперёд. Краем глаза заметил, как воин в бордовых доспехах ткнул в бок лучника и кивнул в мою сторону. О чём они говорил я не слышал, да и не интересно мне.

— Фёдор, этого пока не отпускай, — посмотрел на бессознательного парня. — Поговорю с ним позже, как придёт в себя.

— Принято, глава! — склонил голову старый волк.

Двери я вынес с ноги, сорвав те с петель. Раздались крики прислуги, а бойцы, ворвавшийся вслед за мной, принялись выводить их. Этот приказ был строг, однозначен и двойной трактовки не нёс. Воинов гвардии я позволил убить, пусть и не желал лишних смертей обычных защитников, но слуги в их число не входили. Да, за мной много грехов, но как я и сказал Свете, я не мясник.

Мимо меня протащили орущую, плачущую женщину в бирюзовом халате, прижимавшую к груди свёрток с младенцем, а также маленькую, дрожавшую от страха девочку, чуть помладше Любавы. Дети Нарышкина, за исключением наследника, тоже останутся живы. Их дальнейшая судьба меня мало волновала, но жизнь им оставят. Таков мой приказ.

Я медленно поднялся по лестнице на второй этаж, уже зная, где моя цель. Раз в кровати его не обнаружили, а свет горел лишь в нескольких комнатах, то выбор очевиден.

Дверь выбивать не стал, а просто открыл её. И сразу скривился от вони табака, алкоголя и пота. Владелец кабинета обнаружился здесь же, как и его старший сын. Вот только если первый сидел в кресле и прожигал меня ненавистным взглядом с зачатками страха, то второй забился в угол и заскулил, стоило ему увидеть меня.

— Ну, здравствуй, князь, — стараясь держать голос ровным, заговорил Нарышкин. — Заходи, раз пришёл. Если ты так сильно хотел навестить меня, то не обязательно для этого было убивать всю мою гвардию в поместье.

Приветствовать его я не собирался, как и вступать в диалог. Не для этого я пришёл сюда и если Нарышкин думал тянуть время или заболтать меня, то ошибся.

Скинув лабрис с плеча, пробил его лезвием дорогой деревянный паркет. Положил на торец древка руки и, расправив плечи, посмотрел прямо в глаза этого человека.

— У тебя два выбора, — от моего тона он дёрнулся, но сдержал себя в руках. — Сознаться в прегрешениях и искренне покаяться, тогда ты умрёшь быстро и легко, хоть этого и не хватит, чтобы утолить мой гнев. Либо же отказаться и тогда я буду тебя жестоко судить, но в этом случае смерть твоя будет не быстрой и полна боли и страданий. Выбирай мудро, Алексей, ибо погибель твоя предрешена и живым из этого кабинета ты уже не выйдешь.

Глава 21

На автоматизме соблюдая правила этикета за столом, я разрезал ножом исходящий паром стейк. Жирок на нём ещё шкворчал, умопомрачительный запах пробуждал зверский аппетит. Стоит отдать должное повару, его навыки достойны похвалы. Впрочем, чего ещё ожидать от лучшего ресторана Екатеринбурга, принадлежавшего роду Уваровых. До слуха доносилась приятная, живая музыка. В зале протекали тихие, никому не мешающие, разговоры посетителей. В большинстве своём аристократов или богатых купцов, которые могли позволить себе ужин в этом заведении.

На меня то и дело кто-то бросила взгляды, шептались и едва не показывали пальцами. Новость о том, что род Нарышкиных отныне лишился своего главы и старшего сына, разлетелась по городу и за его пределами подобно пожару. Разумеется, следящие и заинтересованные в моём существовании люди не смогли пропустить такое и спустя считанные часы после нападения на Нарышкина, мой телефон разрывался звонками. От Кутузова, от Краснова, даже от Пожарского, Осокина и Урусовой, которых интересовал лишь один момент: нужно ли прислать свои войска?

Вдруг князь Потёмкин задумал прикончить не одного барона, а взяться ещё и за остальных неугодных, кто пусть и не явно, но действовал против моего рода. Хотя, если Осокин и Урусова предлагали помощь, то вот Кутузов интересовался, когда присылать танки. Две штуки мне выбил генерал, в счет заслуг, как он сам выразился. Ещё и посмеялся, что мог бы и подождать подарок, а потом уже воевать. Пожурить он тоже не забыл, что я нарушил несколько законов кодекса аристократии. А вот Краснов конкретно на это давил, недвусмысленно донеся до меня, что императрица знает о ситуации и наказания не последует, но не стоит играть с огнём. Получил он такой же недвусмысленный ответ, который не нёс другой трактовки и звучал

Перейти на страницу: