– …
– …
– Это была шутка.
– …
– …
– Ладно, слушайте. Если вы пытаетесь нас застращать, что ж, у вас получается. Может, скажете что‑нибудь? Вас как зовут? Я – Пэдди. А это Шеймас.
Вот черт, это же я Шеймас, запоздало вспомнил я. Хотя не все ли равно.
– … – сказали подвязанные.
– Брат, – рыкнул Старый.
Я кивнул:
– Совершенно с тобой согласен.
В тоне Густава звучало: «Пора уходить».
Я встал с кушетки.
– Знаешь, если это и есть обещанный новый след, не очень‑то мне хочется по нему идти.
– Мне тоже, – сказал Густав.
Он поднялся на ноги и, не выпрямляясь, шел боком, как страдающий артритом краб.
Мы двигались ко второй двери.
Топорщики наступали на нас.
Вот теперь я был готов предположить худшее. И очень вовремя: дверь, на которую мы нацелились, распахнулась, и в комнату вошли два наших друга с крыльца.
Мы со Старым попятились, но пятиться было особенно некуда. В итоге мы уперлись в стену между кушеткой и столиком с напитками.
– Вчетвером на двоих, значит? – рявкнул я. – Ладно. Тогда один моему брату и трое мне. Черт, почти поровну.
Вождь завел руку за спину, и, увидев это, его подчиненные сделали то же самое. Почему‑то мне показалось, что на сей раз они потянулись не за визитными карточками – хотя в каком‑то смысле именно за ними.
Один из подвязанных, стоявших перед нами, вытащил нож. Другой достал кистень – металлический шар на двухфутовом ремне. А Вождь с приятелем извлекли топоры с короткими рукоятками и, приблизившись к нам на расстояние нескольких футов, подняли их на манер томагавков.
– Похоже, – хрипло прошептал я, – день слегка перестает быть томным, да?
– Целься в носки, – бросил Густав и, схватив со столика один из графинов, метнул его в Вождя, словно бейсбольный мяч.
Здоровяк присел.
Остальные бросились в атаку.
Тот, что с ножом, добрался до меня первым: перескочив через кушетку, он замахнулся клинком, готовясь ударить. Я застал бойца врасплох, прыгнув вперед, вместо того чтобы отпрянуть или замереть, и, не дав ему сделать выпад, воспользовался советом брата, что есть силы опустив каблук на ногу подвязанного.
Как и остальные, он был обут в тапочки, с виду мягкие, как мокасины, и твердая подошва моего башмака опустилась на ступню противника с приятным хрустом. Налетчик выронил нож и завыл, но я утихомирил его ударом наотмашь по носу.
Убийца номер один осел на пол.
Я повернулся к номерам два, три и четыре.
Конечно, остальные не прохлаждались в ожидании своей очереди. В нескольких дюймах от моего лица со свистом пролетел темный предмет, и с головы у меня посыпались белые щепки.
Через пару секунд изумления до меня дошло, что разлетелся не мой череп, а соломенная шляпа. Парень с кистенем попытался достать меня через кушетку, но вместо того, чтобы вколотить мне голову в пятки, лишь изуродовал мое канотье.
Да за что же Господь так невзлюбил мои шляпы?
От замаха подвязанный потерял равновесие, и тяжелый черный шар его череподробительного орудия повис на спинке кушетки. Не дав противнику выпрямиться, я уцепился за кожаный ремень кистеня левой рукой и дернул на себя. Китаец качнулся вперед, а я обхватил его затылок правой рукой и потянул вниз, одновременно поднимая левое колено.
Колено встретилось с лицом. Рот лишился зубов. Убийца номер два рухнул вниз.
Пришло время разбираться с третьим и четвертым – с топорщиками.
Только благодаря Старому они до сих пор не раскололи мне голову, как арбуз. Револьвера у брата не было, зато под рукой нашлось сколько угодно всякой всячины, которую он швырял в противников, словно ворвавшийся в ломбард смерч. Стаканы, тарелки, лампы, вазы, плевательницы и прочие штуки, штучки и штуковины без передыху летели в подвязанных. Вождь и второй топорщик ловко уклонялись и уворачивались, но стоило одному из них сделать шаг в нашу сторону, как Густав заставлял его пятиться под градом подручных снарядов.
Я присоединился к Старому и метнул в Вождя чугунную спичечницу, которая изображала священника, совокупляющегося с монахиней. Но снаряд был слишком тяжелым, и предводитель убийц легко увернулся. Я огляделся в поисках чего‑нибудь полегче, однако братец уже похватал все, до чего можно было дотянуться.
И тут мне на ум пришел идеальный снаряд.
Развернувшись, я сунул руку в маленький алтарь, пару минут назад так заинтересовавший Старого, и выхватил оттуда фарфоровую статуэтку сурового бородатого китайца – легкую, но твердую.
Фарфоровый бородач испепелил меня ненавидящим взглядом. Похоже, это был какой‑то воин: в доспехах и с чем‑то вроде меча, привязанного к концу удочки, в руках. Я решил, что божок должен меня понять – в любви, на войне и в бордельных драках все средства хороши.
С разворота я изо всех сил швырнул статуэтку в Вождя.
Бросок оказался удачным: фигурка попала подвязанному, который как раз уворачивался от запущенной братом сигарницы, точно по хребтине.
Вождь охнул и осел.
Статуэтка упала на пол рядом с ним и разлетелась на тысячу белых осколков.
– Смотри! – воскликнул Густав.
– Куда?
– Туда! – Брат указал на острые черепки, рассыпанные по ковру.
– Да? И что я должен там… – Я помотал головой, как человек, проснувшийся от кошмарного сна. – Слушай, а разве нам не пора бежать или вроде того?
– Бежать куда?
Тип с ножом отполз к двери, через которую ретировалась мадам Фонг со своими девицами, и теперь сидел, прислонившись к сворке спиной и опустив голову на окровавленные руки. Рядом стоял парень с кистенем, тяжело дыша сквозь разбитые губы. Он яростно пялился на меня, явно предвкушая еще один раунд матча «Давид против Голиафа».
Что до Вождя, то он уже поднялся и, крякнув, жестом приказал второму топорщику перекрыть другой выход. А потом ткнул в меня пальцем и прорычал фразу, которая, видимо, означала: «Этот высокий красавчик – мой».
Вождь поднял топор и медленно шагнул ко мне.
– Як-як-як фан квай як-як, – проговорил он и ухмыльнулся.
До этого ему просто поручили нас убить, теперь он и сам откровенно жаждал этого и предвкушал удовольствие.
Мы с братом схватили последнее, до чего могли дотянуться: Старый – горсть похабных стереоскопических слайдов, а я – вышитую подушечку.
Вождь надвигался на нас, а его друзья остались сзади в качестве зрителей – и, судя по радостным ухмылкам, ожидали ужасно веселого представления. Улыбался даже тот, которому я проредил зубы. Клянусь, если бы Вождь дал им время сбегать за попкорном, они бы так и поступили.
– Хочешь сказать последнее слово, брат? – осведомился я. – Пожалуй, секунд пять еще