Лорейн значит чайка - Мария Хомутовская. Страница 43


О книге
и даже зарисовки усадьбы. Лорейн провела пальцами по белой балюстраде нарисованного балкона… Как бы она хотела показать его Роберту!

А вот кусты с ярко-розовыми и лиловыми цветами, обрамлявшие садовую дорожку. Лорейн нарисовала их, потому что они одни цвели так поздно, а из книги Владимирова она помнила их название – леспедеца.

Наконец тихий звон часов в гостиной ознаменовал полночь, и Лорейн поспешно отложила альбом и выскользнула из комнаты. Только теперь ей пришло в голову, что место для встречи выбрано неудачно. У них с Робертом есть общая спальня, куда можно было легко попасть прямо из комнаты. А не бродить ночью по дому, рискуя встретить отца или любопытных слуг!

Но Лорейн никого не встретила. Она с величайшей осторожностью шла по коридорам, радуясь, что толстые ковры скрадывали ее шаги. Наконец она достигла библиотеки, приоткрыла дверь и заглянула.

Просторное помещение освещала лишь лампа, зажженная на одном из столиков. В ее свете в темно-зеленом кресле сидел Роберт и листал толстую книгу. Лорейн сразу ее узнала, даже в полутьме: это были «Земли Приморья». Все внутри снова сжалось, но, сделав глубокий вдох, Лорейн вошла.

Увидев ее, Роберт вскочил, отложив книгу на столик. Он порывисто рванулся вперед и замер в шаге от Лорейн.

– Лора, я так рад, что ты пришла! Что ты приехала…

– Ты рад? – переспросила она, вглядываясь в его лицо.

В несмелом свете глаза его казались черными и непроницаемыми, и лишь неестественно прямая спина выдавала его волнение. Роберт взял ее за руку.

– Прости меня, Лора! Прости! – прошептал он, опустив взгляд. – Я сам не знаю, что на меня нашло… я просто обезумел… И даже письмо… Я хотел умолять тебя вернуться, но гордость не позволяла мне признать свою ошибку… Я… виноват перед тобой.

– Роберт, я не сержусь на тебя, – голос вдруг охрип, в глазах защипало, – но как я могу теперь тебе верить? Сегодня ты позвал меня, а завтра снова оттолкнешь? Это же невыносимо!

Он молчал, вновь глядя ей в лицо, и обида, копившаяся внутри, вдруг вырвалась наружу:

– Ты делаешь, что хочешь! Нарушаешь супружеские клятвы, пренебрегаешь мной, оскорбляешь, сыплешь подозрениями! Считаешь меня слишком правильной, а потом приписываешь самые ужасные грехи! А как только я поверила, что у нас возможно счастье, – все рухнуло, и ты…

Он сжал ее пальцы, словно умоляя замолчать, но Лорейн выдернула руку и прижала к груди.

– Я так не могу, Роберт, – в груди заболело от этих слов, из глаз потекли слезы. – Я больше не могу.

Лорейн сама не ожидала, что скажет нечто подобное. Все ее надежды и чаяния рушились прямо на глазах. Она ведь хотела произнести другое! Но осознание пришло только сейчас.

Плечи у Роберта поникли, он стал похож на побитого пса. Но Лорейн знала, что жалость ни к чему не приведет. Он медленно провел рукой по волосам, лицо его исказилось, словно он тоже вот-вот заплачет.

– Ты права во всем, – тихо сказал он. – Если бы я мог, я забрал бы обратно все свои обидные слова. Я бы вернулся в прошлое и поцеловал бы тебя на свадьбе по-настоящему! Я бы много чего еще сделал. Но я не могу…

Лорейн молчала, утирая слезы. Ей так хотелось, чтобы он обнял ее! Хотя она и знала, что своими словами создала стену между ними.

– Мы можем изменить только свое будущее, – грустно продолжал Роберт. – Я бы хотел что-то сделать… Что я могу сделать, чтобы искупить вину?

– Я не знаю… – прошептала она, действительно не представляя, как починить то, что сломано.

– Значит, ты хочешь уехать домой с отцом? – голос его дрогнул.

Она усмехнулась сквозь слезы:

– Да он скорее убьет меня, чем стерпит такой позор! Я не вернусь домой.

– Тогда что же ты собираешься делать?

– Я не знаю, – качнула головой Лорейн.

Роберт смотрел ей в глаза, и она не могла отвести взгляд. Она не знала, что делать дальше. Нужно было уйти к себе, лечь спать, а утром хорошенько обо всем подумать. Но почему-то она не могла сдвинуться с места.

Роберт протянул руку и вновь взял ее ладонь в свою. У Лорейн побежали мурашки от его прикосновения.

– Знаешь, когда приехал твой отец, в самый первый вечер, мы с ним знатно напились. И все, что я помню: он говорил мне, как важна в жизни семья, рассказывал о молодости. Тогда я пошел и написал тебе письмо, сам не помню точно, что в нем было. Но Гришка будто только того и ждал, сразу отослал, пока я еще спал. А на следующий день мы снова надрались с сэром Джереми, да так, что я очухался в корыте у конюшни.

Лорейн не могла взять в толк, зачем он рассказывал ей это.

– Гришка меня туда окунул, чтобы отрезвить. А потом рассказал, что я едва не застрелился.

Лорейн вздрогнула.

– Будто бы мы с сэром Джереми затеяли русскую рулетку с его револьвером. Слуги насилу нас остановили. А он наутро даже ничего не вспомнил!

– Боже мой…

– Вот тогда мне стало страшно по-настоящему. Кто-то из нас мог погибнуть! Даже с Борисом мы не устраивали таких игр! Как нелепо убить себя, даже не осознавая, что делаешь! Гришка сказал мне об отправленном письме, о том, что ты скоро приедешь, и я решил дать себе шанс. С того дня я не брал в рот спиртного. Усердно делал вид, что меня интересует управление поместьем, чтобы и я, и сэр Джереми были всегда при деле. Он действительно дает мне ценные советы. Например, я сменил управляющего.

Он тряхнул головой.

– Но я сейчас не о том. А о том, что, сам того не подозревая, твой отец помог мне вылезти из трясины. И ты… ты тоже помогла мне! Наше путешествие было чудесным! Я уже и забыл, как мне нравились такие поездки, а с тобой я будто ожил, вспомнил, каково делать то, что действительно любишь.

Лорейн сглотнула. Она чувствовала то же самое. Тем больнее было все это потерять.

– Так, может быть, ты дашь мне шанс? Один, последний шанс?

Но ответить она не успела: горячие губы Роберта коснулись ее губ, и по всему телу пробежал электрический ток. Роберт целовал ее нежно, осторожно, но голова кружилась, и подкашивались колени. Лорейн обвила руками его шею и гладила темные пряди, вдыхала знакомый аромат, пока Роберт не прервался и не выдохнул ей в ухо:

– Я не позволил себе встретиться с тобой в спальне, боялся, что не выдержу и разговора не выйдет. Ты приехала такая красивая. Я так скучал, так ждал тебя…

Все доводы рассудка померкли перед его руками, обнимающими ее за талию, глазами, в которых плескался огонь, его теплом и нежностью. Лорейн ничего не ответила, заменив все слова поцелуем…

Глава 20

Кабан

Кабан, обитающий в Приморье, достигает 295 килограммов веса и имеет наибольшие размеры: два метра в длину и метр в высоту. Общая окраска животного бурая; спина и ноги черные, поросята всегда продольно-полосатые. Животное это чрезвычайно подвижное и сильное. Оно прекрасно видит, отлично слышит и имеет хорошее обоняние. Будучи ранен, кабан становится весьма опасен. Беда неразумному охотнику, который без мер предосторожности вздумает пойти по подранку. В этих случаях кабан ложится на свой след, головой навстречу преследователю. Завидев человека, он с такой стремительностью бросается на него, что последний не успевает даже приставить приклад ружья к плечу[2].

Арсений Клавдиевич Владимиров, «Земли Приморья и их обитатели»

Утро встретило Лорейн ярким солнцем. Она потянулась на широкой кровати, и только потом вспомнила, что ночует в супружеской спальне. Но, открыв глаза, она не нашла рядом Роберта. Стало обидно и пусто. Он ушел, сделав вид, что ничего не было? Или между ними теперь все хорошо? Долго ли ей придется еще сомневаться?

Лорейн села и увидела на столике записку. Быстро схватив ее, она прочла:

«Уехал на прогулку с Гришей, не стал тебя будить. К завтраку вернусь, любимая. Роберт».

Любимая! Улыбаясь, Лорейн прижала записку к груди, а потом отругала себя за слабость. Как легко она вчера поддалась своим чувствам! Она ведь хотела

Перейти на страницу: