– Где твоя сестра? – спросил их новый хозяин, и ей понадобилось все самообладание, чтобы не ответить ему дерзостью.
– Молли наверху.
– Но ты ведь старшая, да? – потирая подбородок и с прищуром глядя на нее, уточнил Леопольд.
– Да, мне восемнадцать лет.
– Нормально.
Медди подавила дрожь:
– Что значит – «нормально»?
Он почесал немытую голову:
– Это значит, что ты совершеннолетняя, и я вполне могу на тебе жениться.
Медди поднесла руку ко рту, с трудом справляясь с тошнотой:
– Жениться?
– Да, именно так. Тебе повезло, что я еще холостой.
Повезло? Она подавила отвращение:
– Я вас совсем не знаю!
– Мы поженимся утром, чтобы ты там ни говорила! – заявил кузен Леопольд.
– Я не выйду за вас! – воспротивилась Медди, вздернув подбородок и стараясь не показать, что ее охватил страх.
– У тебя нет выбора, – усмехнулся Леопольд. – Ваш отец умер, так что вы с сестрой под моей опекой. Или выйдешь за меня, или ищите себе другое жилье. Я даю тебе шанс сохранить имя и дом, дурочка. Ты должна на коленях меня благодарить.
– Не за что мне вас благодарить, – бросила Медлин, качая головой. – Если таковы ваши условия, мы уедем сию же минуту.
Она резко развернулась и направилась было в свою спальню, но ноги у нее подкосились и она осела на пол у стены. К ней ринулась ее тринадцатилетняя сестренка Молли, которую трясло от слез.
– Я все слышала. Ты и вправду думаешь, что лучше уехать?
– Я не выйду за него! – воскликнула Медлин. – Иди собирай вещи.
С лицом, залитым слезами, Молли пошла к себе, и через час они в потрепанных накидках стояли у входной двери, в последний раз глядя на единственный дом, который знали, с болью в сердце понимая, что могут никогда его больше не увидеть.
– Пошли.
Она взяла Молли за руку, изо всех сил стараясь казаться храброй и уверенной в себе, хотя колени подгибались.
Ту ночь они провели в амбаре, прижавшись друг к другу и зарывшись в сено, но Медди согревал еще и гнев на мерзкого грубого Леопольда. Для сестры она готова на все, кроме этого.
На следующий день сестры отправились к их бывшей домоправительнице, жившей в соседней деревне. Миссис Галифакс приняла их по доброте душевной, но Медлин знала, что живет ее семья бедно и приютить их обеих она не сможет.
– Я поеду в Лондон и найду работу, – решила Медди. – Молли буду присылать деньги, так что в тягость она вам не будет, да и по хозяйству поможет.
На другой день она уехала в столицу, купив на одолженные у миссис Галифакс деньги билет на почтовый дилижанс. Молли старалась держаться, но при прощании все-таки смахивала слезы.
– Не волнуйся, родная, я скоро вернусь за тобой, и все у нас будет хорошо.
Молли печально кивала и старалась делать вид, что вовсе не расстроена.
– Держись, – напутствовала Медди сестру. – Слушайся миссис Галифакс и помогай по дому. Обещаю, что буду писать тебе каждую неделю.
С тяжелым сердцем расставалась она с сестрой, ее голубые глаза покраснели от слез, когда шагала по снегу к почтовому дилижансу.
И месяц назад Медди получила письмо от миссис Галифакс, о котором с ужасом думала все эти годы:
«Ваш кузен Леопольд сделал Молли предложение. Это же замечательно: девушка станет баронессой».
Худшее заключалось в том, что миссис Галифакс была права. Медди уехала четыре года назад в надежде на то, что в Лондоне достигнет успеха. И вот теперь она едва сводит концы с концами и делает ошибку за ошибкой. Возможно, ей самой надо было выйти за кузена Леопольда в то время: лучше уж она взвалила бы на себя супружеское бремя, а не бедняжка Молли. При одной мысли об этом у Медди сводило живот. Если бы она пожертвовала собой в свое время, то сестра жила бы благополучно и сама выбрала бы себе мужа. Она совсем не похожа на Медди: домоседка, нерешительная, пугливая. Молли выйдет за это чудовище, если только старшая сестра не найдет способа этого избежать, но вероятность, что она когда-нибудь сможет дать сестре то, чего ей бы хотелось, чрезвычайно мала.
Медди зябко повела плечами и оглядела маленькую комнатенку с голыми стенами, где жили они с Энн. Она подвела сестру. Ее жалованья не хватит, чтобы подготовить ее к светскому сезону: платить за жилье и питание Молли у миссис Галифакс и то удавалось с трудом.
Медди сжала челюсти. Ее эгоизм и беспечность – вот в чем причина всего. И сегодня она опять повела себя совершенно бездумно: с риском лишиться работы в доме Хезлтонов спустилась в гостевые покои.
Она пыталась дотянуться до пуговиц на спине позаимствованного платья, когда в комнату влетела Энн и разочарованно объявила:
– Я останавливалась у гостиной – там никого не было.
– Нет, он там был, – торопливо возразила Медди и повернулась, жестом попросив Энн помочь ей снять платье.
– Был? – чуть не вскрикнула Энн, быстро расстегивая пуговицы.
Пока надевала простую черную униформу служанки, оставленную на кровати, Медди подробно рассказала, что произошло на лестнице.
– Ты его поцеловала? – ужаснулась Энн, вытаращив темно-карие глаза.
– Да, – кивнула Медди, не в силах подавить счастливую улыбку от собственной дерзости.
Энн мечтательно кивнула и сцепила пальцы:
– Ой, и как это было?
– Это было… восхитительно, – мечтательно проговорила Медди. – Вот теперь обе мои мечты сбылись. Сначала я потанцевала на балу с красивым джентльменом, а потом его поцеловала. Теперь я больше никогда не стану так рисковать. Как только верну платье, туфельки и серьги…
Она коснулась ушей и ахнула: левой сережки не было. У Медди душа ушла в пятки, к горлу подступила тошнота.
– Энн, скорее! Мы должны найти сережку, или меня точно выгонят!
Глава 8
Джастин стоял на лестнице и глупо хлопал глазами. Да что с ним такое? Помчался за едва знакомой дамой. Зачем? Никогда он не позволял себе ничего подобного: обычно женщины бегали за ним.
Он провел рукой по волосам и вполголоса выругался. Все остальное тоже было бессмысленно. Она опять отказалась назвать свою фамилию, а ее поцелуй, почти по-детски невинный, пробрал его до костей, что тоже было удивительно. Уже давным-давно поцелуи для него были лишь небольшой прелюдией на пути к занятиям куда более приятным. Отчего же сейчас он неловко поправлял штаны, пытаясь взять в толк, как случилось, что этот поцелуй заставил его дрожать всем телом.
Джастин стоял на лестнице как истукан, качая